наго, Пикулина, сообщила ему о мучительномъ моемъ состояніи.
— Вы, матушка, тамъ, отвѣчалъ Пикулинъ, всѣ сумасшедшіе! Какіе тамъ алопаты и гомеопаты! ему надо позвать хирурга; пусть онъ обратится къ лучшему хирургу Новацкому: тотъ его починитъ.
На другой день любезный и благодѣтельный Иванъ Николаевичъ уже сидѣлъ около моей кровати.
— Все это прекрасно, сказалъ онъ; — но прежде чѣмъ чтолибо предпринять, позвольте васъ освидѣтельствовать.
— Ради Бога, воскликнулъ я, нельзя ли безъ этого обойтись? Вы себѣ представить не можете, какая меня ожидаетъ боль!
— Не хуже васъ это знаю, но не понимаю вашего требованія, чтобы я, не видавши зла, производилъ операцію.
Дѣлать нечего, надо было покориться, и затѣмъ я помню только, что лежалъ на постели, и доктора (старикъ гомеопатъ былъ тутъ же) прыскали мнѣ въ лицо холодною водой. Со мною былъ обморокъ. Рѣшено было дать мнѣ хлороформу и затѣмъ произвести внутреннее прижиганіе гальванически накаленною проволокой. Первое вдыханіе хлороформа было крайне непріятно, но затѣмъ, подобно опьяненію, соединено было съ извѣстнымъ наслажденіемъ и усиленною работою воображенія, въ ущербъ внѣшнему ощущенію. Говорятъ, я кричалъ во время операціи, но никакой боли не помню.
Когда, оправившись, я сталъ уже ходить по комнатѣ, изъ Петербурга пріѣхалъ брать Петръ Аѳан. въ совершенно восторженномъ состояніи. Года три тому назадъ онъ былъ влюбленъ въ одну красивую дѣвушку сосѣдку и ѣздилъ въ домъ, считая себя женихомъ. Въ какой мѣрѣ онъ имѣлъ на это право, судить не берусь; но отецъ дѣвушки самъ говорилъ мнѣ, что былъ бы чрезвычайно радъ, еслибы его дочь согласилась на этотъ бракъ. Восторгамъ брата не было конца; онъ перестроилъ свой домъ для семейной жизни, и вдругъ предметъ его страсти совершенно неожиданно вышла замужъ. Отчаянію брата не было границъ; но современемъ страсть повидимому не токмо погасла, но и перешла въ
