послѣднихъ числахъ мая, то я просилъ Ѳедора Ѳедоровича прибыть къ намъ въ Степановку, гдѣ я снабжу его письмомъ къ Леонтьеву объ отпускѣ съ нимъ Пети къ намъ въ Степановку, куда заранѣе я пригласилъ Ѳедора Ѳедоровича на все лѣто до возвращенія Пети въ Лицей.
Тургеневъ писалъ изъ Лондона отъ 4 іюня 1871 г.:
„Не могу сказать, что извѣстіе, сообщенное вами, любезный Аѳ. Аѳ ., было мною не ожидано; но тѣмъ не менѣе оно и огорчило, и поразило меня. Побѣжалъ нашъ бѣдный Иванъ Петровичъ по слѣду Николая Толстаго, какъ онъ мнѣ писалъ въ одномъ изъ своихъ послѣднихъ писемъ! Вспоминаю я, какъ часто мы, стоя съ нимъ въ Новоселъскомъ саду и глядя на березовую аллею, по которой Николай Толстой пріѣзжалъ изъ за Зуши въ своихъ развалистыхъ дрожкахъ, — бесѣдовали о немъ; а теперь вотъ и самъ хозяинъ ушелъ туда же, въ ту темную бездну, откуда нѣтъ возврата. Придется развѣ съ Петей когда нибудь, стоя на томъ же мѣстѣ, вспоминать объ его отцѣ; а тамъ онъ современемъ будетъ, быть можетъ, разсказывать, что вотъ, молъ, тутъ Тургеневъ — покойный — говорилъ мнѣ о своихъ друзьяхъ. Всѣ тамъ будемъ! Это колесо не останавливается.
„Такъ какъ у васъ самихъ нѣтъ дѣтей, то вамъ уже самъ Богъ велѣлъ взять Петю на свое попеченіе. Я увѣренъ, что у васъ ему будетъ хорошо, и что вы ему замѣните отца, насколько это возможно, ибо вы человѣкъ съ добрымъ и мягкимъ сердцемъ, а это болѣе чѣмъ главное, это все. На Марью Петровну я тоже надѣюсь, какъ на каменную скалу. Этому мальчику нужна спокойная тишина семейной жизни, надо стараться, чтобы его огонекъ не слишкомъ скоро разгорѣлся.
„Вы пишите мнѣ, что въ 51 годъ человѣкъ не мѣняется болѣе; — а въ 53 года человѣкъ не позволяетъ себѣ думать, чтобы онъ могъ кого-нибудь или что-нибудь измѣнить. Да и къ чему мѣняться? Жизненнаго бремени не облегчишь, и каждому самому удобнѣе знать, какъ ему возиться съ этимъ чурбаномъ. Иной его кладетъ на голову, другой на спину, а третій просто волочитъ по землѣ. И то все благо, то добро.
„Поклонитесь отъ меня Марьѣ Петровнѣ и крѣпко поцѣ-
