послѣдній разъ, и спокойное и рѣшительное выраженіе его какъ бы говорило: „ну вотъ я передъ вами. Судите какъ хотите, а я исполнялъ свой долгъ до конца“.
Надо было подумать о погребеніи, которое, заручившись приличнымъ гробомъ изъ Мценска, мы съ братомъ назначили на третій день.
Когда все понемногу пришло въ порядокъ, брать Петруша подалъ мнѣ при Ѳедорѣ Ѳедоровичѣ бумажникъ покойнаго со словами: „тутъ рублей двѣсти денегъ, но ты долженъ сейчасъ же всѣхъ насъ обыскать“.
— Помилуй! воскликнулъ я: что за вздоръ! Чтобы я сталъ тебя обыскивать!
— Нѣтъ! ты обязанъ это сдѣлать, продолжалъ братъ. — Погляди-ка сюда: вотъ рукою покойнаго написано: „здѣсь триста рублей“. А ихъ нѣтъ, и они навѣрное у кого-нибудь изъ насъ.
— Да погоди пороть горячку! Вѣдь Осмоловскаго (молодой и юркій управляющій опекунскими имѣніями) дома нѣтъ, и быть можетъ ему извѣстна судьба этихъ денегъ.
Часа черезъ два явился Осмоловскій и сказалъ, что Иванъ Петровичъ вчера самъ передалъ ему эти триста рублей. Борисова мы понесли въ его приходъ Верхнее Ядрино, гдѣ онъ и былъ похороненъ около могилъ дѣда, бабки, отца, матери, братьевъ и сестеръ. Въ минуту, когда мы уже бросали на гробъ горсти земли, къ кладбищу подъѣхала коляска Александра Аркадьевича, и онъ успѣлъ таки бросить горсть земли въ могилу. „Досадно, что я на полчаса опоздалъ, сказалъ онъ, — какъ ни торопился. Послѣ завтра, сказалъ онъ мнѣ, направляясь къ коляскѣ, вы получите указъ опеки о назначеніи васъ опекуномъ къ обоимъ малолѣтнимъ“.
Надо было отпустить повара, слугу, кучера, продать лошадей и запереть домъ. Отпуская Ѳедора Ѳедоровича, мы съ братомъ постарались по мѣрѣ возможности вознаградить его за время, проведенное у постели больнаго, котораго въ послѣднее время онъ былъ и дядькой, и письмоводителемъ. Иванъ Петровичъ, не знавшій иностранныхъ языковъ, диктовалъ ему по русски, что привело Тургенева въ такое отчаяніе. А такъ какъ занятія въ лицеѣ Каткова должны были окончиться въ
