воды, и я хотѣлъ просить васъ, Алекс. Арк., о разрѣшеніи мнѣ взять 2,300 рублей Новосельскихъ выкупныхъ, такъ какъ я своихъ собственныхъ денегъ истратилъ на Новоселки гораздо болѣе.
— Очень хорошо, сказалъ предводитель. Пришлите формальное прошеніе, и я въ тотъ же день пришлю вамъ разрѣшеніе на полученіе этихъ денегъ.
— Кромѣ того я хотѣлъ, Алекс. Аркад., переговорить съ вами о судьбѣ дѣтей: Пети и Оли.
Услыхавъ эти слова, я, будто бы ища папиросочницу, ушелъ и дѣйствительно вышелъ на крыльцо со знакомымъ намъ уже нѣмцемъ-дядькою Ѳедоромъ Ѳедоровичемъ.
— Здѣсь, въ комнатахъ больнаго, нельзя курить, сказалъ я: пойдемте покурить на крыльцо.
О знаніи русскаго языка этимъ педагогомъ можно судить потому, что меня онъ постоянно называлъ: „Аснасъ-Насъ“.
— Добрѣйшій Ѳедоръ Ѳедоровичъ, говорилъ я, — не слишкомъ ли вы отважны, собираясь везти Ивана Петровича на воды? Вѣдь онъ и до границы-то пожалуй не доѣдетъ. — Ну, очего? восклицалъ Ѳедоръ Ѳедоровичъ: мы будемъ его подкрѣплять, и онъ будетъ прекрасно доѣзжать. Тамъ онъ можетъ быть еще будетъ здорова, a здѣсь видите, какъ онъ плохо.
Когда я вернулся къ больному, переговоры ихъ, повидимому, кончились, и предводитель сказалъ: „будьте покойны Иванъ Петровичъ, все будетъ устроено, согласно вашему желанію, а теперь собирайтесь на воды, и дай Богъ вамъ въ скорости поправиться“.
На возвратномъ пути въ коляскѣ предводитель передалъ мнѣ убѣдительную просьбу Борисова: не назначать никого, помимо меня, опекуномъ къ его сыну и жениной племянницѣ; — „и, прибавилъ онъ, я считаю, что, не взирая на хлопоты и нравственную отвѣтственность, вы, Аѳ. Аѳ., не имѣете права отказаться отъ этого назначенія“.
Черезъ недѣлю я получилъ отъ Тургенева слѣдующее письмо отъ 11 мая 1871 года изъ Лондона:
„Любезный Аѳ. Аѳ., получилъ письмо отъ Борисова, которое меня положительно напугало. Онъ его даже не самъ писалъ, а продиктовалъ кому-то, дотого безграмотному, что
