десять процентовъ смерти. Я приказалъ вымазать ее прованскимъ масломъ и обложить мушками. Жаль только, что вы приглашали мѣстныхъ врачей, а они надавали ей, какъ я видѣлъ по рецепту, селитры, произведшей вздутость живота, отъ которой, по слабости больной, ее въ настоящее время избавить невозможно. Приходится ждать завтра рѣшительнаго оборота болѣзни, такъ какъ завтра девятый день. У васъ здѣсь слишкомъ жарко и недостатокъ въ свѣжемъ воздухѣ, продолжалъ онъ, проходя въ переднюю и отворяя дверь настежь въ сени. Мнѣ, прибавилъ онъ, позвольте ночевать въ вашей судейской на диванѣ, такъ какъ это самая ближайшая комната отъ больной, около которой я намѣренъ провести большую часть ночи“.
— Поступайте совершенно по своему усмотрѣнію, отвѣтилъ я, — но позвольте вамъ замѣтить, докторъ, что, растворяя настежь двери въ сѣни, вы такъ настудите переднюю и комнату вашего ночлега, что попомните мои слова.
Къ утру укладываясь на диванѣ, докторъ вынужденъ былъ сверхъ теплаго одѣяла навалить на себя свою шубу и тѣмъ не менѣе вышелъ къ утреннему чаю синій. Напившись чаю, онъ снова отправился къ больной.
— Ну, теперь наше дѣло идетъ къ лучшему, и можно сказать, что шансовъ жизни 60 противъ сорока смертныхъ. Если дѣло пойдетъ этимъ ходомъ, то завтра утромъ я могу придти къ заключенію о безполезности моего дальнѣйшаго здѣсь пребыванія.
На слѣдующій день, выходя отъ больной, докторъ сказалъ: „теперь я могу васъ поздравить: кризисъ совершился, и выздоровленіе теперь только дѣло времени и точнаго исполненія моихъ наставленій, которыя для вѣрности я вамъ выпишу“.
Когда я спросилъ его, что дѣлать съ волосами больной, которые, вѣроятно, будутъ падать отъ горячечнаго состоянія, онъ положительно сказалъ, что ихъ надо остричь, иначе они будутъ, какъ онъ выразился, „гунявые“.
Къ четыремъ часамъ дня докторъ былъ уже на Зміевкѣ въ ожиданіи поѣзда.
Только человѣкъ, близко наблюдающій опасно больнаго, можетъ воочію убѣдиться, съ какою апатіей относятся къ жизни
