хлопоты, больная умерла“. Но зная, съ кѣмъ я имѣю дѣло, я продолжалъ свои хлопоты.
Конечно, къ назначенному времени извощикъ уже ожидалъ меня у подъѣзда, а слуга съ двумя билетами до Зміевки на вокзалѣ. Часы показывали 50 минутъ пятаго, и началась еще худшая мука ожиданія; но безъ пяти минутъ пять докторъ вошелъ съ своимъ мѣшкомъ, и мы благополучно попали на поѣздъ. По случаю продолжавшейся гололедицы, на Зміевкѣ насъ ожидали тѣ же розвальни, на которыхъ, не взирая на солому и коверъ, приходилось сидѣть чуть ли не на землѣ. Въ полѣ былъ сильный и рѣзкій вѣтеръ, и мой докторъ, очевидно непривычный къ степнымъ переѣздамъ, съ запрокинутымъ на голову капишономъ нерѣдко сидѣлъ въ видѣ чернаго тюльпана; а когда тюльпанъ отцвѣталъ, и мы проѣзжали по деревнямъ, я нѣсколько разъ кричалъ: „докторъ, продвиньтесь впередъ и подберите вашъ капишонъ; собаки непременно его порвутъ!“ — „Ничего!“ былъ каждый разъ отвѣтъ на мои увѣщанія, и я долженъ былъ, сожалѣя о чужомъ добрѣ, выслушивать за нашими спинами сперва рѣзкое: гавъ-гавъ! а потомъ ворчаніе, сопровождавшееся звуками: трр-трр!
Но всему бываетъ конецъ, и вотъ мы у Степановскаго крыльца.
— Позвольте мнѣ первоначально обогрѣться, сказалъ докторъ, сбросивши свою шубу въ передней и становясь въ гостиной спиною къ горячей печкѣ.
— Докторъ, сказалъ я минутъ черезъ десять, когда последній, совершенно согрѣвшись, пожелалъ идти къ больной, — прошу васъ сказать мнѣ откровенно ваше заключеніе, каково бы оно ни было. Я не ребенокъ, и если я безпокоилъ васъ, то главнѣйшею цѣлью моей было прекратить тяжелую неизвѣстность.
— Я вамъ передамъ то, что увижу, сказалъ докторъ, уходя въ спальню.
Выйдя черезъ добрыхъ полчаса отъ больной и ставши снова передо мною въ прежнюю позу у печки, докторъ, слегка покачивая головою, сказалъ: „тутъ опредѣлить ничего невозможно: у нея воспаленіе плевры около правой лопатки, и если есть пятьдесятъ процентовъ жизни, то такихъ же пять-
