наконецъ во дворъ указаннаго дома, я увидалъ у подъѣзда красивую вороную лошадь. Звоню.
— Дома докторъ?
— Они сейчасъ выѣзжаютъ.
— Все равно: мнѣ на минуту.
— Пожалуйте въ кабинетъ, сказалъ мнѣ проходившій по залѣ докторъ, указывая на дверь.
Когда въ возможно краткихъ словахъ я передалъ дѣло, докторъ сталъ сомнительно покачивать головой.
— Я долженъ вамъ сказать, замѣтилъ онъ, что я самъ богатый человѣкъ.
Въ отвѣтъ на это самъ, я счелъ нужнымъ сказать правду, что хотя я и далеко не богатый человѣкъ, но въ настоящемъ положеніи готовъ сдѣлать все отъ меня зависящее, т. е. предложить дорогу туда и обратно и триста рублей за время, которое самъ докторъ сочтетъ нужнымъ пробыть около больной.
— Позвольте васъ попросить, сказалъ докторъ, обождать немного здѣсь въ кабинетѣ, пока я схожу и посовѣтуюсь съ женою, и только тогда я могу вамъ дать окончательный отвѣтъ.
— Ради Бога, докторъ, поторопитесь отвѣтомъ, въ виду драгоцѣнности для меня каждой истекающей минуты.
Полчаса, которые я взадъ и впередъ проходилъ по кабинету, показались мнѣ цѣлою вѣчностыо. Наконецъ дверь отворилась, и вошедшій докторъ проговорилъ: „ѣду“. На убѣдительную просьбу мою быть точнымъ, онъ сказалъ, чтобы я не сомнѣвался, что такъ какъ курскій поѣздъ нашъ уходитъ въ 5 час. пополудни, то безъ десяти минутъ пять докторъ будетъ въ домѣ Боткиныхъ у Покровскихъ воротъ, держа въ рукахъ свой небольшой мѣшокъ.
При возвращеніи съ поисковъ, я засталъ телеграмму сестры Любиньки такого содержанія: „хорошаго ничего нѣтъ, пріѣзжай немедля“. Въ виду того, что и моимъ домашнимъ, начиная съ письмоводителя, была извѣстна моя рѣшимость выѣхать обыденкой изъ Москвы и потому объ ускореніи моего отъѣзда говорить было излишне, я по здравому смыслу могъ только понять телеграмму такъ: „брось всѣ излишнія
