ремѣннымъ баритономъ и фальцетомъ. Вамъ бы собрать всѣ эти сценки да въ книгу. Вышло бы прелесть! Но только поменьше умозрѣній, ибо вы философъ sans le savoir и даже нападая на философію! Вотъ вы, напримѣръ, изъ того факта, что вы хотите заключить контракты только съ миромъ, а не съ отдѣльными лицами, выводите слѣдствіе, что община и круговая порука вещи прелестныя, и бьете себя по груди и кричите: mеа culpa! Да кто же сомнѣвается въ томъ, что община и круговая порука очень выгодны для помѣщика, для власти, для другаго, однимъ словомъ; но выгодны ли онѣ для самихъ субъектовъ? — Вотъ въ чемъ вопросъ! Оказывается, что больно невыгодны, да такъ, что разоряя крестьянъ и мѣшая всякому развитію хозяйства, становятся уже невыгодными и для другихъ.
„Радуетъ меня очень извѣстіе о постепенномъ вздорожаніи земли у насъ и о громадныхъ покупкахъ, совершаемыхъ крестьянами. Смущаетъ меня въ то же время тотъ фактъ, что Борисовъ въ письмѣ своемъ, полученномъ одновременно съ вашимъ, сообщаетъ мнѣ извѣстіе о невозможности для Дрейлинга продать свое подгородное великолѣпное имѣніе хоть за что-нибудь! Я запродалъ было свое имѣньице въ 30-ти верстахъ отъ Орла, за 35 руб. десятину, — покупщикъ отступился! А вы тутъ такія громадныя цифры въ глаза мечете, что голова идетъ кругомъ! Будьте здоровы. Дружески жму вамъ руку.
„Изъ вашего послѣдняго письма я, грѣшный человѣкъ, прямо говоря, понялъ мало. Чую въ немъ вѣяніе того духа, которымъ наполнена половина „Войны и мира“ Толстаго, — и потому уже и не суюсь. На васъ не дѣйствуютъ жестокія слова: „Европа, пистолетъ, цивилизація“; зато дѣйствуютъ другія: „Русь, гашникъ, ерунда“; у всякаго свой вкусъ. Душевно радуюсь преуспѣянію вашего крестьянскаго быта, о которомъ вы повѣствуете, и ни на волось не вѣрю ни въ общину, ни въ тотъ паръ, который, по вашему, такъ необхо-
