болото, гдѣ я убилъ одну холостую тетерьку, а Тургеневъ съ Аѳанасіемъ по одному несчастному бекасу. Я живо помню, когда, отставая на возвратномъ пути отъ измучившагося Тургенева, я услыхалъ его голосъ: „идите, несчастный! а то вы тутъ безъ насъ пропадете!“ И какъ съ коченѣющими ногами мнѣ предстояло пройти обратно версту по убійственному кочкарнику. Я никогда не забуду, какъ Тургеневъ, уже въ прежніе годы дававшій заклятія не охотиться болѣе въ Россіи, усѣвшись со мною на истерзанную оводами тройку, едва слышнымъ шепелявымъ голосомъ сталь увѣрять меня, что это послѣдняя его охота въ Россіи. Совѣстясь, вѣроятно, кучера, онъ давалъ обѣты на французскомъ языкѣ. „Вы и въ прошломъ году, возражалъ я, говорили то же самое“.
„Нѣтъ, отвѣчалъ онъ, теперь я уже поклялся великою клятвой матери моей. Этой клятвѣ я никогда не измѣнялъ. Вотъ видите ли, возьмите мою собаку, мое ружье и мои снаряды“.
Вотъ до какой степени мы были разочарованы исчезновеніемъ дичи. Понятно послѣ этого, въ какихъ яркихъ краскахъ я рисовалъ Борисову любезное приглашеніе графа Алексѣя Константиновича, распространявшееся и на Борисова, безъ котораго такая дальняя дорога показалась бы мнѣ скучной. Самъ Иванъ Петровичъ былъ давнишнимъ читателемъ и почитателемъ Ал. Толстаго.
Графъ Ал. Конст. Толстой писалъ отъ 23 іюня 1869 года.
„Милый, добрѣйшій Аѳанасій Аѳанасьевичъ, ускорьте вашъ пріѣздъ, вмѣстѣ съ г-мъ Борисовымъ, ибо молодые глухари не только летаютъ, но летаютъ высоко и далеко. Теперь самая пора ихъ стрѣлять. Сверхъ того, есть полевые тетерева и молодые бекасы и дупели. Утокъ гибель. Можно за ними охотиться въ лодкѣ въ такъ называемомъ Каменномъ болотѣ. Однимъ словомъ, не отлагайте вашего пріѣзда. Есть у меня три акта Царя Бориса, которые я вамъ прочелъ бы съ наслажденіемъ, и три новыя баллады. Я смотрю, и мы всѣ смотримъ на вашъ пріѣздъ, какъ на праздникъ, и будемъ ожидать васъ съ распростертыми объятіями.
