моей болѣзни постоянное ухудшеніе. Сверхъ моего чаянія, пріѣздъ брата Миши рѣшилъ мою поѣздку въ Римъ. Какъ Миша довезъ меня, я до сихъ поръ не могу понять этого, тѣмъ болѣе, что меня изъ вагона въ вагонъ переносили: мои ноги и руки были безъ всякаго движенія. Я зналъ, что не найду въ Римѣ дѣльнаго врача; но я уже потерялъ вѣру въ медицинское пособіе. Я хотѣлъ быть съ Мишей и, слава Богу, достигъ этого. Какъ мнѣ было интересно читать подробности о жизни въ Степановкѣ; странное дѣло: не смотря на безобразіе ея мѣстоположенія, я Степановку люблю ужасно. Я здѣсь живу, какъ никогда не жиль отъ роду: занимаю квартиру первую въ Римѣ; а Миша такого повара нашелъ здѣсь, что каждый обѣдъ вызываетъ знаки восклицанія и умиленія. Ты можешь себѣ представить, какъ у меня затрепетало сердце, когда я прочелъ сначала предложеніе Фета, а потомъ твое, Маша, пріѣхать ко мнѣ. Милый мой Фетъ! я знаю, что это неосуществимо, но за это великодушное предложеніе я не знаю, какъ благодарить тебя. Конечно, если бы я былъ въ Парижѣ, это было бы сколько-нибудь возможно: близость разстоянія, спокойствіе переѣзда, — но увы! Римъ все это сдѣлалъ невозможнымъ. Я не говорю, какимъ бы счастіемъ было для меня твое присутствіе, но увы! такая дальняя дорога... Положимъ, что ты могла бы взять кого-нибудь для компаніи; но одно простое рѣшеніе возбуждаетъ нѣкоторый ужасъ. Какъ бѣдному Фету оставаться одному? но на всякій случай, если это осуществимо, то всѣ расходы, разумѣется, должны быть непремѣнно на мой счетъ, и если удастся найти компаніонку, то это было бы еще лучше. Хотя всѣ больные дѣлаются невыносимыми эгоистами, но мой эгоизмъ такъ далеко не смѣетъ идти. Пожалуйста пишите мнѣ чаще. Самъ писать я не въ состояніи отъ опухоли въ рукахъ, а еще болѣе отъ слабости и изнуренія. Прощайте, милые друзья. Ты замѣчаешь, что я не жалуюсь на свое положеніе? — Но вѣдь это совершенно безполезно.
Надо отдать справедливость Степановкѣ въ томъ, что деревья, саженныя въ ней, расли и развивались съ неимовѣр-
