„Дѣло Ивана Сергѣевича относительно перемѣны управляющаго разрѣшилось такъ, какъ слѣдовало ожидать, то есть что Ник. Ник. подалъ ко взысканію векселя, выданные ему Ив. Серг. для полученія по нимъ послѣ его смерти. Какъ человѣкъ практическій, онъ предпочелъ вѣрное сомнительному, и по моему мнѣнію, онъ поступилъ практически. Мнѣ сказалъ объ этомъ Ив. Серг., который этого никакъ не ожидалъ. Легкомысліе и необдуманность такъ свойственны Ив. Серг., ставили его уже не разъ въ самыя затруднительныя положенія, и, не смотря на свои сѣдины, онъ и теперь еще легкомысленный мальчикъ, который не знаетъ вѣса своихъ поступковъ.
„О выставкѣ скажу вамъ, что это дѣйствительно замѣчательная вещь. Прежде всего это въ самомъ дѣлѣ всемірная выставка, даже есть китайскія и японскія дѣвушки съ ихъ домашнею обстановкой. Какіе интересные типы! Для спеціальнаго обзора всей выставки, я думаю, ни у кого не достанетъ силъ и вниманія, можно осматривать только тѣ части, которыя кого интересуютъ. Я былъ пять разъ на выставкѣ и всякій разъ возвращался съ ломотою въ глазахъ — и наконецъ бросилъ. Увы! глаза мои становятся все слабѣе и слабѣе.
„Пожалуйста прервите свое молчаніе и напишите мнѣ о себѣ. Въ письме вашемъ для меня будетъ больше интереснаго, чѣмъ во всей этой европейской жизни, которой я чуждъ и которой я только очень равнодушный зритель. Степановка для меня несравненно интереснѣе всей Франціи съ ея Наполеономъ. Что хозяйство? что урожай? что выборы въ мировые судьи?
„Спѣшу отправить письмо, авось оно прекратитъ это глупое молчаніе, и жажду отъ васъ несколькихъ строкъ.
„Наконецъ послѣ продолжительнаго перерыва, сношенія наши возстановились, мои милые и дорогіе друзья! Не знаю, получили ли вы мое письмо изъ Діеппа? Твое письмо изъ
