Изъ воспоминанія моего совершенно было исчезла сценка, когда-то насмѣшившая моего письмоводителя. Но просматривая письма Тургенева, я нашелъ въ одномъ изъ нихъ напоминаніе объ этой сценѣ, надъ которой онъ въ свою очередь когда-то смѣялся.
Передо мною лохматый, черномазый и неповоротливый отвѣтчикъ мужикъ и небольшаго роста рыжеватый и юркій сосѣдній прикащикъ, въ поношенномъ коричневомъ сюртукѣ. Лицо его, слегка испещренное веснушками, обладаетъ довольно своеобразнымъ носомъ, точно срѣзаннымъ вдоль и представляющимъ затѣмъ плоскую дорожку ото лба и до широкихъ ноздрей. Дорожка эта, приближаясь къ концу, образуетъ какъ бы ухабъ или впадину, постоянно покрытую мелкой росою.
— Помилуйте г. судья, говоритъ прикащикъ: я вотъ ихъ самихъ не обвиняю; но отъ ихъ ребятъ на огородѣ у насъ житья нетъ. Какой ходъ имъ на нашъ огородъ, а какъ ни посмотришь, — они тутъ какъ тутъ. Извѣстно, на огородѣ колодезь съ журавлемъ. Такъ какъ вамъ доложить! Даже ужасъ беретъ: одинъ засядетъ въ ведро, а другой съ другаго конца на пень, и держась за веревку, сидя на пнѣ верхомъ, носятся по воздуху, точно нехристь какая! Ну помилуйте, порвись или поломайся журавль, того гляди — полетятъ въ колодезь или убьются до смерти. Кто же долженъ идти къ уголовному отвѣту? Вѣдь если бы (сильно разводя руками) они попросили моркови, луку, огурцовъ или рѣдьки, я бы сказалъ: „кушайте, кушайте милыя дети!“ А то глянулъ вчера подъ лопухи съ краю огорода, а тамъ навалено невидимо этого добра и уже завяло. Развѣ такъ возможно, г. судья? А вотъ они самые ихъ отецъ и есть.
Растерявшійся отвѣтчикъ:
— Да разве я ихъ этому училъ, али радъ тому?
— А вы бы (баритономъ и подымая правую руку) Божіей милостью и родительской властью (фальцетомъ и быстро крутя рукой) за вихоръ, за вихоръ, за вихоръ.
Я оштрафовалъ мужика на рубль серебромъ въ пользу прикащика.
