доказывать Борисову, что такія вещи дѣлаются и по отношенію къ стороннимъ управляющимъ только съ завѣдомо злонамѣренными людьми, въ предупрежденіе новыхъ хищеній, но даже немыслимы по отношенію къ дядѣ, на котораго все время смотришь какъ на отца. Признаюсь, тогдашнее мнѣніе объ этомъ Борисова возмущало меня почти болѣе, чѣмъ самая выходка Ивана Сергѣевича. Съ дѣтства я не зналъ ни одного предосудительнаго поступка Борисова, а тутъ только потому, что онъ видимо подчинялся авторитету Тургенева, мы переставали понимать другъ друга. Какъ ни силился я доказывать, что возмущаетъ меня не перемѣна Иваномъ Сергѣевичемъ управленія имѣніемъ, а эта малодушная боязнь приступить къ собственному дѣлу, не боящаяся въ то же самое время на глазахъ всѣхъ оскорблять старика, которому онъ обязанъ хотя-бы наружнымъ уваженіемъ; какъ ни спрашивалъ я, почему-же онъ не хочешь принять отъ дяди отчетовъ, — Борисовъ съ раздраженімъ въ голосѣ повторялъ: „онъ просто не хочетъ“. Какъ будто бы единичная воля Ивана Сергѣевича способна была измѣнить всѣ сложныя общественныя отношенія, въ которыхъ мы живемъ. Признаюсь, такое сужденіе Борисова осталось въ моемъ воспоминаніи о немъ навсегда непріятнымъ, хотя быть можетъ и незаслуженнымъ пятномъ.
На другой день мы, по заведенному обыкновенію, переѣхали къ обѣду въ Спасское. Тяжело припоминать положеніе, въ которомъ мы встрѣтили на этотъ разъ семейство Ник. Ник. Надо было, подобно мнѣ, въ теченіи восьми лѣтъ усвоить себѣ коренастую фигуру старика, ломавшаго нѣкогда подковы и сохранившаго еще значительную часть силы, чтобы быть пораженнымъ при видѣ того-же старика, начинавшего громко рыдать каждый разъ, когда онъ касался въ рѣчахъ грозящей ему сдачи управленія не лично Ивану. А онъ безпрестанно возвращался къ этому вопросу.
Говорите что хотите, но такъ притворяться нельзя! Признаюсь, я такъ былъ потрясенъ только что пережитой сценой, что чувствовалъ потребность заѣхать въ Ясную Поляну и искать третейскаго суда у графа Толстаго.
Конечно, какъ я и ожидалъ, графъ сказалъ, что всякій
