В. П. Боткинъ писалъ:
„Уже второе письмо отъ тебя получилъ я съ пріѣзда моего сюда, а я еще не собрался писать тебѣ послѣ перваго моего письма по возвращеніи. Виноватъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ и неисправимъ; потому что для меня писанье писемъ есть своего рода предпріятіе, сопряженное съ разнаго рода случайностями, какъ-то: состояніе духа, здоровье, ясная погода и т. п. А погода здѣсь стоитъ такая, что съ самаго утра стоитъ какой-то денной сумракъ, что-то среднее между днемъ и ночью. А потомъ перемѣна образа жизни и климата дѣйствуютъ на меня болѣзненно, и организмъ мой далеко не пришелъ еще въ свою норму, хотя, говоря вообще, петербургскій климатъ я во многомъ предпочитаю московскому, гораздо болѣе сухому. Живя въ чужихъ краяхъ, болѣе или менѣе находишься въ напряженномъ состояніи; дома же разомъ принимаешь спокойное положеніе и беззаботное „ну“; a такія радикальныя перемѣны не проходятъ мимо организма, не затронувъ его. Ты въ послѣднемъ письмѣ своемъ говоришь, что чтеніе газетъ очень волнуетъ тебя, и поэтому ты рѣшаешься вовсе не читать газетъ. Увы! это невозможно; но я кажется достигъ до того, что теперь волнуюсь гораздо менѣе. Роль мухи при дорожныхъ надоѣла мнѣ до пресыщенія. Что толку мучить себя и волноваться, и тревожиться, когда я не въ силахъ помочь дѣлу или направить его по моему желанію? Занятіе политикой есть дѣло или безсмысленныхъ, или геніальныхъ людей, вращающихъ судьбами государствъ и народовъ. Нынче всякій долгомъ своимъ считаетъ толковать о политикѣ, а никто не думаешь о томъ, что для разговора о какомъ либо предметѣ прежде всего нужно знать его и имѣть о немъ ясное понятіе. Но съ другой стороны это самый легкій предметъ для разговоровъ и сужденій, столь же легкій, какъ разговоръ о погодѣ, но болѣе интересный, ибо всякій можетъ въ немъ излить накопившуюся у него желчь, сообразно состоянію его желудка. Есть люди недовольные по свойству своего организма и все видящіе въ черномъ цвѣтѣ. Мы изъ нашего прежняго смѣшнаго оптимизма
