отца и опредѣлился въ Изюмскій гусарскій полкъ, едва-ли не въ тѣ времена, когда тотъ былъ еще казачьимъ. „Я казакъ“ — было любимымъ его восклицаніемъ, и въ пылу разсказа, въ подтвержденіе своихъ словъ, онъ распахнулъ блузу и показалъ намъ на груди очертаніе пылающаго сердца и подъ нимъ крупную подпись синими пороховыми буквами: изюмскій казакъ.
Надо сказать, что тяжеловатое это посѣщеніе, кажется, и не повторялось, и я, быть можетъ, не упомянулъ бы объ этой личности, не будь она въ то время общеизвѣстной.
О самомъ Балтійскомъ Портѣ рѣшительно ничего сказать не умѣю. Несмотря на небольшую, главную улицу съ прекрасными на видъ каменными домами, городъ носилъ какой-то декоративный характеръ. Это было точно улица на картинѣ, на которой художникъ забылъ помѣстить людей, и, сколько на нее ни смотри, никогда не дождешься ни проѣзжаго, ни прохожаго. Исключеніе можно было видѣть только съ ранняго утра часовъ до десяти на гавани, куда въ эту пору съѣзжались лодки рыболововъ, наполненный серебристою килькою ночнаго улова. Въ эти часы было изумительно видѣть то множество женщинъ, которыя съ ведрами прибѣгали за продажною рыбой, которую онѣ приготовляютъ съ пряностями и разсылаютъ по всей странѣ. Странно и характерно, что рыболовами оказываются не мѣстные жители, а крестьяне береговъ Ильменя, которые къ осеннему лову кильки въ лодкахъ своихъ отправляются внизъ по Волхову и Невѣ въ открытое море, даже, очевидно, не стѣсняясь иностранною блокадою береговъ.
Вмѣстѣ съ приливомъ по нашему побережью бумажныхъ денегъ, мелкая серебряная монета совершенно исчезла изъ обращенія. Но у военныхъ людей всюду бываютъ благодѣтели. Такимъ для насъ въ Ревелѣ былъ магазинъ торговца, коего фамиліи на вывѣскѣ предшествовала частица фонъ. Эта частица и гербы не рѣдкость въ нѣмецкихъ бюргерскихъ фамиліяхъ. Ловкій хозяинъ, при посѣщеніи магазина нашимъ братомъ, бралъ въ руки аспидную доску и, глядя посѣтителю мягко въ глаза, вопрошалъ:
— Чѣмъ прикажете служить, господинъ фонъ? и вслѣдъ
