визіи полетѣла летучка съ донесеніемъ о случившемся и просьбою инструкціи, а на другое утро уже на пустой каменный фольваркъ подъ самымъ городомъ прибылъ на подводахъ батальонъ гвардейской пѣхоты и конная баттарея, и приготовлена была шлюпка съ шестью казаками гребцами, на которой я долженъ былъ отвезти письменный отвѣтъ Василія Павловича командиру фрегата, соотвѣтственно ожидаемому распоряженію начальника дивизіи. Рѣшено было мнѣ оставаться при этомъ въ походной формѣ, т. е. въ вицъ-шапкѣ и сюртукѣ. Во второмъ часу дня на шоссе показалась пыль, и коляска начальника дивизіи пронеслась въ домъ Мейера, куда поспѣшилъ и Василій Павловичъ. Оказалось, что англичане были увѣрены, что бывшая крѣпость, совершенно заросшая травою со временъ Екатерины, подобно всему побережью, — скрытно вооружена нами. Храбрясь на словахъ, англичане тѣмъ не менѣе не рѣшались брать воду. Въ дѣйствительности-же мы могли только плохо мѣшать ихъ высадкѣ, защитить-же городъ, какъ выражался запуганный Мейеръ, отъ окончателънаго разгромленія мы были не въ силахъ.
Черезъ часъ начальникъ дивизіи поручилъ Василію Павловичу никого не посылать на фрегатъ съ отвѣтомъ, въ которомъ нуждается непріятель, а не мы, а въ случаѣ ихъ запроса отвѣчать, что мы воды не дадимъ. Составленный Мейеромъ отвѣтъ былъ переданъ прибывшему въ пять часовъ дня новому съ фрегата парламентеру, и, въ ожиданіи фактическаго разрѣшенія дѣла, всѣ наши небольшія силы расположились на ночлегъ бивуакомъ подъ самымъ городомъ. Между прочимъ и я ночевалъ на своей желѣзной кровати въ саду, подъ сильно покраснѣвшею отъ утреннихъ морозовъ яблонею. Слуга, принесшій мнѣ воды умыться и мою обычную утреннюю кружку кофе, сообщилъ, что въ ночь фрегатъ снялся съ якоря и ушелъ невѣдомо куда, и всѣ наши сподвижники собираются возвратиться на свои стоянки.
Между тѣмъ моя невинная папироска, предложенная англичанину, чудь не надѣлала мнѣ бѣды. Изъ Петербурга послѣдовалъ вопросъ вслѣдствіе берлинской журнальной статьи о Bruderschaft’s Pfeifchen (дружественной трубочкѣ), выкурен-
