ленъ къ мысли превратиться въ морскаго улана, и что мысль эта не вполнѣ созрѣла и въ дивизіи — ясно по одной уже формѣ ея передачи карандашемъ и запискою.
— Желаніе начальника есть уже приказаніе.
— Вотъ, чтобы стать такимъ, оно должно получить формальную ясность, которая въ такомъ необычайномъ порученіи необходима. На вашемъ мѣстѣ я бы запросилъ дивизію, чтобы на случай бѣды имѣть формальное приказаніе въ рукахъ.
— Дѣло подчиненнаго, сказалъ Василій Павловичъ, слѣпо исполнять волю начальства, a дѣло начальника защищать подчиненнаго, исполнившаго его волю; и я сейчасъ же поѣду въ Балтійскій Портъ принять мѣры къ исполненію порученія.
— Отъ души желаю вамъ успѣха, отвѣчалъ я.
Передъ обѣдомъ Василій Павловичъ снова вернулся въ бесѣдку, недовольный. Онъ, очевидно, обращался за свѣдѣніями къ знакомому уже намъ Мейеру, морскому консулу въ Балтійскомъ Портѣ. Но Мейеръ, какъ и слѣдовало ожидать, показалъ весьма мало сочувствія этому дѣлу, хотя формально противодѣйствовать ему не могъ. Въ виду того, что Мейеры были давнишними знакомыми нашего любезнаго хозяина Рама, я вызвался самъ вывѣдать мысли Мейера по этому дѣлу и тотчасъ же послѣ обѣда отправился верхомъ въ Балтійскій Портъ.
— Какой прекрасный финляндскій корабль! воскликнулъ Мейеръ. Онъ стоитъ хозяину по крайней мѣрѣ девяносто тысячъ, и я не знаю пріемовъ для потопленія кораблей.
— Но согласитесь, замѣтилъ я, что для владѣльца корабль этотъ такъ или сякъ пропащій. Въ щегольскомъ видѣ, въ какомъ онъ теперь, онъ прекрасный призъ для разъѣзжающихъ по взморью англичанъ. А если мы его потопимъ, то есть надежда, что по окончаніи войны правительство вознаградитъ владѣльца.
— Нѣтъ, что вы ни говорите, воскликнулъ Василій Павловичъ, когда я ему передалъ свой разговоръ съ Мейеромъ, — а этотъ Мейеръ измѣнникъ и тянетъ руку англичанъ.
— Извините, добрѣйшій Василій Павловичъ, но позвольте
