преступно. Ночуя одинъ на берегу моря, за пятьсотъ шаговъ отъ жилья, я рисковалъ быть захваченнымъ первою приставшею къ берегу шлюпкой. Поэтому я зарядилъ пару пистолетовъ Лепажа и повѣсилъ ихъ надъ кроватью такъ, чтобы они были тотчасъ подъ рукою.
„Какъ у васъ тутъ хорошо“, сказалъ зашедшій ко мнѣ на другой день Василій Павловичъ. И дѣйствительно было хорошо. Недаромъ у грековъ богиня красоты вышла изъ моря. Но красоту нельзя воспринимать по заказу съ чужихъ словъ: нужно, чтобы красота сама устранила въ душѣ человѣка всякія другія соображенія и побужденія и окончательно его побѣдила.
За цѣлое лѣто у меня было достаточно времени присмотрѣться къ морю во всѣхъ его безконечно разнообразныхъ видахъ. Нерѣдко оно сажени на двѣ ниже моей бесѣдки, шагахъ въ двадцати пяти отъ нея, лежало по цѣлымъ днямъ безъ малѣйшей ряби, какъ отлично отполированное зеркало; затѣмъ начинало морщиться, стараясь тонкими всплесками добѣгать къ окружающему его вѣнку морскихъ травъ. Въ это время даль его уже замѣтно темнѣла и покрывалась бѣлыми барашками. Затѣмъ волны все болѣе принимали видъ вздымающихъ шеи бѣлоголовыхъ коней Нептуна, гордо набѣгающихъ на берегъ, чтобы громко за каждымъ ударомъ разгребать на немъ звончатый хрящъ. Послѣдняя степень гнѣва Нептуна выражалась ударами вѣтра, разбрызгивающими налету исполинскія гривы валовъ, и грохотомъ самихъ волнъ среди прибрежныхъ каменьевъ, по тѣснинамъ которыхъ онѣ, перемежаясь, воздымались фонтанами пѣны. Но возможно-ли не только передать, но даже намекнуть на промежуточные переходы и оттѣнки между указанными главнѣйшими состояніями? Тутъ и красота моря, и море красоты! Ежедневная близость моря меня побѣдила окончательно, чему свидѣтельствомъ служатъ всѣ мои приморскія стихотворенія, принятыя въ тогдашнее время Тургеневскимъ литературнымъ кругомъ такъ сочувственно.
Чудные дни, чудныя лунныя ночи! Какъ пріятно засыпать подъ лепетъ легкаго волненія, словно подъ неистощимыя сказки всевѣдущей бабушки. Но когда волненіе возрастало
