Я оглянулся назадъ.
— Нѣтъ, восклицалъ генералъ, я вамъ говорю. — Я понять не могу. Еслибы мнѣ сказали, что сегодня не понедѣльникъ, а пятница, и ночь, а не день, то я скорѣе бы этому повѣрилъ, чѣмъ тому, что васъ не было на своемъ мѣстѣ на смотру. Отдайте вашу саблю адъютанту.
Такимъ образомъ я во второй разъ въ моей жизни былъ арестованъ, съ тою разницею, что въ первый разъ на четверть часа и по чужой винѣ, а теперь по моей собственной. Въ полковомъ штабѣ и въ манежѣ всѣ привыкли ходить безъ сабли, но во фронтѣ и на походѣ очутиться одному безъ сабли ужасно неловко, точно на балѣ безъ галстука.
Рано утромъ полкъ потянулся въ походъ, и я въ одиночку прошелъ цѣлый переходъ за казеннымъ ящикомъ, за которымъ водятъ арестантовъ.
Мы пришли на дневку.
Послѣ обѣда казначейскій писарь пронесъ ко мнѣ бумаги къ завтрашнему докладу, такъ какъ намъ назначена была дневка, и къ нѣкоторымъ изъ нихъ нужно было приложить полковую печать.
Я спросилъ свою походную шкатулку и по вскрытіи, къ ужасу моему, печати въ ней не нашелъ.
Слуга объявилъ мнѣ, что онъ не только не укладывалъ ея, но даже не видалъ. Итакъ, если ея нѣтъ въ шкатулкѣ, — а ея тамъ нѣтъ — то она пропала. Однако, какъ же быть? Безъ формальной подписи полковаго командира ни одинъ рѣзчикъ не станетъ рѣзать печати, а какъ въ теперешнемъ моемъ положеніи заявлять о ея пропажѣ командиру полка? Не только я самъ, но и добрѣйшій мой сожитель Василій Павловичъ не находилъ, что сказать.
— Боже, да какимъ же образомъ могла пропасть эта злополучная печать? воскликнулъ я.
Машинально приподымаю кожаный чахолъ шкатулки, какъ бы въ подтвержденіе того, что печати тутъ нѣтъ, и вдругъ пальцы мои ткнулись позади шкатулки во что-то круглое. „Вотъ она!“ вскричалъ я громко.
Скажу откровенно, никакая улыбка фортуны не возбуждала во мнѣ сильнѣйшей радости, чѣмъ эта находка.
