ческія, превосходными стихами написанныя, каррикатурныя поэмы. Забавнѣе всего, что въ одной изъ такихъ поэмъ у Лонгинова въ самомъ смѣшномъ и жалкомъ видѣ человѣкъ, пробирающійся утромъ по петербургскимъ улицамъ, былъ списанъ съ Боткина. Всѣмъ хорошо былъ извѣстенъ стихъ: „то Боткинъ былъ“. — А между тѣмъ самъ Боткинъ пуще другихъ хохоталъ надъ этимъ стихомъ, въ которомъ при немъ Лонгиновъ подставлялъ другое имя.
Въ послѣднее время Тургеневъ сталъ настаивать на новомъ собраніи моихъ стихотвореній, такъ какъ изданіе пятидесятаго года почти все разошлось. Онъ самъ брался за редакцію, приглашая къ себѣ въ сотрудники весь литературный ареопагъ. Конечно, мнѣ оставалось только благодарить.
Въ нашемъ веселомъ кружкѣ мнѣ не случалось ни слова слышать объ иностранной политикѣ, которая меня въ то время интересовала всего менѣе. Однако по переходѣ въ гвардію, пришлось прощаться со всѣми и возвращаться въ полкъ.
Въ полку, къ немалому соревнованію остальныхъ, требовался поручикъ для прикомандировки и немедленнаго отправленія за Дунай въ дѣйствующую армію. Счастливый жребій выпалъ Крониду Александровичу Панаеву, любимому всѣми. Но недолго пришлось намъ завидовать. На полковой праздникъ Св. Мартиніана 13 февраля собранному на молитву полку былъ объявленъ походъ.
Погода стояла бурная и холодная. Морозъ доходилъ до 25-ти градусовъ при глубокомъ снѣгѣ. Садясь на коней, нельзя было не улыбнуться на предсказанія солдатскихъ женъ, ютившихся около казармъ и восклицавшихъ при нашемъ выступленіи: „будутъ, будутъ назадъ! Слава Богу, вѣтеръ прямо въ лицо!“
Насколько въ дѣлѣ свободныхъ искусствъ я мало цѣню разумъ въ сравненіи съ безсознательнымъ инстинктомъ (вдохновеніемъ), пружины котораго для насъ скрыты, (вѣчная тема нашихъ горячихъ споровъ съ Тургеневымъ), настолько въ практической жизни требую разумныхъ основаній, подкрѣпляемыхъ опытомъ. Вотъ почему порою мнѣ такъ пріятно видѣть, что много моихъ тезисовъ, казавшихся въ свое время
