Тутъ я, послѣ долгихъ лѣтъ, встрѣтилъ В. П. Боткина, попрежнему обоюдоостраго, т. е. одинаково умѣвшаго быть нестерпимо рѣзкимъ и елейно сладкимъ. Познакомился съ А. В. Дружининымъ, который сталъ меня разспрашивать о моихъ теперешнихъ однополчанахъ Щ—хъ, съ которыми онъ вмѣстѣ воспитывался въ Пажескомъ корпусѣ. Съ перваго знакомства сошелся съ веселымъ М. Н. Лонгиновымъ, сохранившимъ ко мнѣ пріязнь до своей смерти; съ П. В. Анненковымъ, И. А. Гончаровымъ и повсегдатаемъ всѣхъ литературныхъ обѣдовъ — М. А. Языковымъ, входившимъ въ комнату шатаясь на своихъ кривыхъ ножкахъ и съ неизмѣнною улыбкою на лицѣ.
Все это веселое общество, въ ожиданіи обѣда, усаживалось на мягкой мебели хозяйскаго кабинета, разсказывая другъ другу забавные анекдоты. Хохотъ и шумъ на минуту только прерывались съ появленіемъ новаго гостя. Въ остальное время нужно было близко подсѣсть къ данной группѣ, чтобы разслушать слова.
— Господа, сказалъ входящій въ комнату хозяинъ, — четверть шестаго, и если мы будемъ ждать Тургенева, то онъ заморитъ насъ съ голоду, и у хозяйки перейдетъ обѣдъ; она проситъ васъ пожаловать къ столу.
Всѣ бросились къ закускѣ, которой была оказана надлежащая честь. Тургеневу оставленъ былъ приборъ, и когда онъ во время супа вошелъ извиняясь, ему подали бульонъ, такъ какъ онъ боялся всего жирнаго и прянаго. Мы встрѣтились съ нимъ, какъ старые знакомые, и онъ просилъ меня не забывать его на его постоянной квартирѣ, на Большой Конюшенной, въ домѣ Вебера.
Съ этого дня я сталъ чуть не ежедневно по утрамъ бывать у Тургенева, къ которому питалъ фанатическое поклоненіе.
По природѣ-ли, или вслѣдствіе долгаго пребыванія заграницей, Тургеневъ отличался наклонностью къ порядку въ окружающихъ вещахъ. Онъ не иначе садился писать самую простую записку, какъ окончательно прибравши бумаги на письменномъ столѣ. Между тѣмъ это же самое стремленіе къ порядку не помогало ему въ первое время нашего петер-
