Страница:Фет, Афанасий Афанасьевич. Мои воспоминания. Том 1.djvu/446

Эта страница была вычитана


  
— 432 —

статочно, чтобы сдѣлать меня осѣдлымъ въ Степановкѣ. При этомъ нельзя не сказать, что, не взирая на долги и значительную нужду, Александръ Никитичъ былъ великолѣпный хозяинъ и съ хорошимъ поваромъ умѣлъ подать и угостить, какъ рѣдкіе изъ богачей это умѣютъ. Поэтому не удивительно, что 30 августа мы заставали за столомъ всѣхъ мценскихъ тузовъ. Такимъ образомъ все это вліятельное въ краѣ общество привыкло бывать у насъ 22 іюля, когда, въ свою очередь, нашъ Михайла, при помощи Ш—нскаго Илларіона, старался также отличиться.

На этотъ разъ обѣдъ былъ у насъ сервированъ въ верхней залѣ въ два свѣта, о которой мы говорили, и Василій Петровичъ остался совершенно доволенъ обѣдомъ, хотя съ самаго начала забунтовалъ, видя, что я не сажусь, и въ свою очередь хотѣлъ встать изъ-за стола.

Не взирая на значительную роль, которую нашимъ обѣдамъ пришлось разыграть въ моей провинціальной жизни, я нестану описывать ихъ въ подробности, а скажу только, что во все продолженіе 17-ти лѣтъ, проведенныхъ нами въ Степановкѣ, обѣды 22 іюля ежегодно возвращались. И что довольно курьезно, при количествѣ гостей отъ 25 до 30 человѣкъ, — выпитыхъ бутылокъ Редерера оказывалось большею частію 22 бутылки. Конечно, при слабомъ участіи дамъ, надо было приписать успѣшное осушеніе стакановъ моему собственному примѣру и примѣру Тургенева, когда онъ у насъ обѣдалъ.

Тургеневъ писалъ изъ Баденъ-Бадена 8 іюля 1863 г.:

„Отвѣчаю вамъ соборнѣ, Аѳанасій Фетъ, Василій Боткинъ, Иванъ Борисовъ, любезнѣйшіе и добрѣйшіе друзья мои, и надѣюсь, что вы не разсердитесь на меня, когда узнаете, что я пишу это письмо не на шутку больной. Моя старинная болѣзнь разрѣшилась острымъ воспаленіемъ, и я осужденъ на неподвижность, піявки, опіумъ и прочія гадости. Главное, на расположеніе душевное дѣйствуетъ это скверно, и право какъ-то плохо лѣзешь въ сферу идеала. Надо терпѣть, долго и много терпѣть, и уже не думать ни объ охотѣ, ни о шампанскомъ. Но довольно о собственныхъ недугахъ.

„Твое письмо, любезный Василій Петровичъ, дышетъ патріотизмомъ; видно, что ты въ Москвѣ плавалъ въ его вол-