нѣмцу, постоянно утверждавшему, что служить, какъ честнѣйшій и благороднѣйшій человѣкъ, невозможно, и что мамаша его вызываетъ изъ службы, что однако не мѣшало ему продолжать служить. И. Ѳ. Щ—ій говорилъ: „а что если онъ обмолвится, сказавъ: „какъ честный и благородный человѣкъ“, — и ему сказать: вы напрасно называете себя честнымъ и благороднымъ: мы всѣ знаемъ, что вы честнѣйшій и благороднѣйшій человѣкъ. А ну какъ, продолжалъ шутникъ онъ не дослушаетъ объясненія?“.
Я побѣжалъ къ честнѣйшему и благороднѣйшему человѣку, прося его доложить генералу, что безъ выдачи мнѣ изъ казеннaгo ящика двухсотъ рублей взаймы — мнѣ ѣхать не съ чѣмъ.
— Объ этомъ, какъ честнѣйшій и благороднѣйшій человѣкъ, и думать нечего. Еслибы инспекторъ обревизовалъ денежный ящикъ, дѣло было бы другое, а то онъ будетъ его ревизовать только завтра утромъ. Я сію минуту бѣгу съ отчетами къ генералу.
Весь вечеръ провелъ я въ раздумьи до столбняка. Въ 11 часовъ вбѣжалъ ко мнѣ честнѣйшій и благороднѣйшій человѣкъ со словами: „генеральша, узнавъ о вашемъ положеніи, поручила мнѣ передать вамъ 200 рублей изъ собственной шкатулки. Вотъ и деньги“.
Черезъ полчаса я сидѣлъ уже въ саняхъ, и мои степные рыжаки помчали меня по вѣчно ненадежному льду широкаго Волхова. Плохая и ухабистая дорога вдоль берега слишкомъ задержала бы мое нетерпѣніе. Измученный сильными ощущеніями минувшаго дня, я тотчасъ же задремалъ въ быстро несущихся саняхъ и просыпался только въ минуты, когда громко трескавшійся ледъ уносилъ изъ-подъ саней свой замирающій грохотъ къ противоположному берегу. На Волховской станціи я приказалъ кучеру возвращаться домой берегомъ.
Явившись въ Петербургъ къ генералу Головину, я въ той же парадной формѣ отправился благодарить Эссена.
— Очень радъ, говорилъ Ант. Ант., что могъ тебѣ быть полезнымъ, и увѣренъ, что и новое начальство будетъ также тебѣ благодарно, какъ когда-то былъ я. Но тебя лично съ новымъ мѣстомъ службы поздравить не могу.
