Въ теченіи моихъ воспоминаній я не разъ вынужденъ былъ останавливаться на мелочахъ, имѣвшихъ для меня въ данное время глубокое значеніе. Съ другой стороны, я не описывалъ бы своего прошлаго, еслибы не былъ увѣренъ, что всякій читатель, оглядываясь на собственную жизнь, найдетъ въ ней нѣчто подобное. Не случалось ли каждому быть нѣжно обнимаемому и быть-можетъ совершенно искренно близкими людьми? Но стоитъ судьбѣ хотя слегка вамъ улыбнуться, и изъ ласковыхъ устъ слышатся недружелюбные звуки.
Казалось бы, что мы въ Орлѣ только со вчерашняго дня, а поутру за кофеемъ братъ добродушно протянулъ мнѣ письмо со словами: „вотъ прочти. Любинька пишетъ: „а Тимъ-то, кажется, тебѣ улыбается“. Очень радъ, прибавилъ братъ, что онъ улыбается: стало быть ему весело“.
Зная фантастическую измѣнчивость братниныхъ мыслей и слушая его іереміады на скуку пребыванія въ нумерѣ, я ясно понялъ, что купчая должна быть совершена либо завтра, либо никогда.
Въ дверь нумера постучались, и на общій крикъ нашъ: „войдите!“ — вошелъ бывшій мой школьный товарищъ, а въ данную минуту старшій городской врачъ баронъ Мейдель.
— Ты вчера, любезный другъ, не засталъ меня дома, и вотъ я захотѣлъ повидаться съ тобой на минуту. Зачѣмъ Богъ тебя принесъ?
Я разсказалъ барону все дѣло, прибавивъ, что съ телеграммой въ рукѣ о высланныхъ деньгахъ не могъ у знакомыхъ купцовъ занять тысячи рублей на одинъ день.
— Ну, братъ, замѣтилъ баронъ, — это такой городъ. Денегъ тутъ ни за что не займешь.
— Да какой же тутъ рискъ? воскликнулъ я: — я могу тотчасъ же дать довѣріе моему кредитору на полученіе моихъ московскихъ денегъ на почтѣ.
— Постой, отвѣчалъ баронъ: — не приходи заблаговременно въ отчаяніе: я сейчасъ сбѣгаю къ одному человѣку и объясню ему дѣло; но предупреждаю, что ему все равно, на три ли мѣсяца или на три дня будутъ взяты деньги; но онъ менѣе трехъ процентовъ не возьметъ.
Конечно, я какъ утопающій схватился за эту доску спа-