моей мельницы постройки, а думалъ: „если ты такъ нагло вторгаешься въ мою собственность, то я обожду, когда ты потратишься на свои незаконныя постройки, — и разомъ ихъ поломаю“. Тѣмъ временемъ Б—въ, сломавъ прежнюю плотину и уничтоживъ старые признаки, вытребовалъ въ свою очередь инженера-техника, который далъ ему свидѣтельство, что подъемомъ воды даже на четыре аршина двенадцать вершковъ онъ всетаки не подольетъ рабочихъ колесъ моей мельницы; вслѣдствіе чего Б—въ поднялъ воду и затопилъ мою мельницу, при воплѣ моего арендатора. Я подалъ уже два года тому назадъ въ судъ, и дѣло остановилось только на формальной сторонѣ, т.-е. на вопросѣ, какую высоту воды на Б—ской плотинѣ слѣдуетъ считать первоначальною до рѣшенія дѣла по существу. Въ настоящее время дѣло это находится въ московскомъ сенатѣ, и хотя у меня тамъ и повѣренный, стоющій немало денегъ, но толку, братецъ, я никакого не вижу. Теперь, продолжалъ братъ, когда ты знаешь сущность дурацкаго дѣла Тимской мельницы, я хочу предложить тебѣ слѣдующее. Ты бы безконечно одолжилъ меня и развязалъ мнѣ руки, взявъ Тимскую мельницу за должныя мною тебѣ 22 тысячи рублей. Подумай хорошенько и, если ты будешь согласенъ, поѣдемъ завтрашній день въ Орелъ для совершенія купчей, для чего я привезъ съ собою всѣ нужные документы“.
Сообразивъ, что, не взирая на плохое положеніе мельницы, всетаки существуетъ надежда окончить болѣе или менѣе удовлетворительнымъ образомъ процессъ и получить въ руки извѣстную цѣнность, тогда какъ съ другой стороны на выходъ брата изъ финансовыхъ затрудненій нѣтъ ни малѣйшей надежды, — я безусловно согласился на совершеніе купчей. Пріѣхавъ въ Орелъ на братниныхъ лошадяхъ, мы остановились съ нимъ въ одномъ нумерѣ гостинницы, и такъ какъ, помнится, у меня всѣхъ денегъ было 700 рублей, а на совершеніе купчей слѣдовало еще тысячу, я тотчасъ же телеграфировалъ въ контору Боткиныхъ, прося о высылкѣ мнѣ въ Орелъ тысячи рублей, которыхъ я по тогдашней почтѣ никакъ не могъ получить ранѣе трехъ дней.
На другой день я получилъ телеграмму: „деньги высланы“.
