шаго въ Новоселкахъ всю ночь прелестную птичку. Такая птичка оживляла Ясно-Полянскій домъ своимъ присутствіемъ.
Тотчасъ по прибытіи въ Степановку, началась возка строеваго лѣса изъ Орла и знаменитаго камня съ Неручи, а при первомъ угревѣ работа вчернѣ закипѣла, такъ что къ ранней веснѣ можно было уже класть фунтаментъ и становить новую пристройку. Въ ней выгадывался съ одной стороны 4-хъ аршинный корридоръ, прямо ведущій въ домъ и выходящій на другомъ концѣ въ отдѣльныя сѣни на дворъ. Изъ корридора направо вела дверь въ 8-ми аршинную въ квадратѣ комнату для Василія Петровича, со стеклянною дверью на террасу. Изъ сѣней противъ выходныхъ дверей направо была дверь въ комнату 8-ми аршинъ длины и 4-хъ ширины для слуги Василія Петровича. Изъ тѣхъ же сѣней неширокая лѣстница въ три заворота вела во второй этажъ совершенно тѣхъ же размѣровъ, съ тою разницей, что, за отсутствіемъ корридора, образовалась зала въ два свѣта въ восемь аршинъ ширины и двѣнадцать длины. Въ эту комнату мы снесли всю нашу библіотеку, и современемъ Василій Петровичъ хаживалъ туда читать, такъ какъ тамъ почти не было мухъ, за отсутствіемъ жильцовъ.
В. П. Боткинъ писалъ изъ Парижа 20 февраля 1863 года:
„Получилъ я твое письмо, любезный другъ, и твое, милая Маша, и спѣшу сказать вамъ за нихъ большое спасибо. Все время въ Москвѣ ты прохворалъ, и вообще, какъ кажется, здоровье твое становится рыхлымъ. До сихъ поръ ты привыкъ мало думать о немъ, а надо будетъ думать. Я жду, какой ты дашь отвѣтъ на приглашеніе мое съѣздить въ Карлсбадъ.
„Это письмо найдетъ васъ уже въ Степановкѣ, то-есть на гнѣздѣ, и жизнь приметъ свой обычный порядокъ! А меня совершенно разстроило это проклятое Польское возстаніе; я въ постоянной лихорадкѣ и тревогѣ. Это хуже войны; въ войнѣ соблюдаютъ извѣстныя правила вѣжливости, а тутъ слѣпая месть руководитъ всѣмъ. Ужь года два, какъ русскаго солдата постоянноо скорбляли Поляки, — что жь мудренаго, что онъ при случаѣ дастъ волю своему чувству мести?
