зармы и конюшни. Въ одномъ изъ зданій было отведено мѣсто для полковой библіотеки и ресторана, гдѣ большинство молодежи могло столоваться весьма сносно и недорого.
Начались обычныя манежныя ученія, послѣ которыхъ я всегда выпрашивалъ у любезнаго Василія Павловича дурноѣзжую лошадь, чтобы имѣть возможность отъѣздить сверхъ своей еще и казенную.
Какъ ни осмотрителенъ я былъ въ моихъ расходахъ, но и при небольшой поддержкѣ жалованья средства мои сильно истощались. О продовольствіи въ ресторанѣ не могло быть и рѣчи, и поэтому впродолженіе цѣлаго мѣсяца я, подъ предлогомъ докторскаго предписанія, питался тремя булками и тремя кринками молока въ день. Отдѣленный только лѣстницей отъ милѣйшихъ братьевъ Щ...ъ, я ежедневно заходилъ къ нимъ съ ученія, подымаясь къ себѣ на второй этажъ. Старшій изъ нихъ, какъ я уже говорилъ, командовалъ лейбъ-эскадрономъ, и потому братья пользовались болѣе просторной и удобной квартирой; а такъ какъ имѣніе ихъ было невдалекѣ отъ штаба, на противоположномъ лѣвомъ берегу Волхова, то имъ высылалась оттуда всякаго рода живность въ большомъ изобиліи. Бесѣды наши были весьма оживленныя, не безъ примѣси юмористическихъ замѣчаній со стороны хозяевъ по отношенію къ нѣкоторымъ сослуживцамъ. Меньшой, Николай, былъ, впрочемъ, молчаливѣе, но и тотъ иногда вставлялъ мѣткое словцо.
Такъ однажды, на вопросъ мой, — что за женщина жена полковника, въ церкви пригласившая меня къ вечернему чаю, — Н. Ѳ. сказалъ: „на рогожкѣ стоитъ, съ ковра говорить“.
Пока я проживалъ въ Лопухинкѣ, старый нашъ полковой командиръ успѣлъ жениться на дѣвицѣ графинѣ Келлеръ. Генералъ представилъ меня ей, а она стала приглашать меня къ обѣденному столу. Я нашелъ въ ней, не смотря на ея тридцать лѣтъ, прелестную брюнетку и самую привѣтливую хозяйку.
Наступила зима, и пріѣхалъ корпусный командиръ, старикъ Штрандманъ, производить инспекторскій смотръ. На слѣдующее утро весь корпусъ офицеровъ въ полномъ составѣ выстроенъ былъ въ манежѣ для одиночной ѣзды. Нечего го-
