Страница:Фет, Афанасий Афанасьевич. Мои воспоминания. Том 1.djvu/416

Эта страница была вычитана


  
— 402 —

тамъ. Но на первый разъ я былъ непріятно пораженъ: давали Фауста въ какой-то плачевной передѣлкѣ: стихи Гёте были перемѣшаны съ виршами передѣлки; это походило на ананасъ, сваренный въ супѣ. На другой день слушалъ Оберона, плохую оперу, за исключеніемъ двухъ-трехъ мѣстъ, которыхъ основные мотивы находятся въ превосходной его увертюрѣ. Сегодня даютъ Гёца Берлихингена — Гёте; вотъ какъ угощаютъ нѣмцы. Дор̀огой я все вспоминалъ васъ и вашу Степановку. Какъ обработана эта бѣдная почва, сколько кладется навоза на эти скудныя поля! Что бы сдѣлали нѣмцы съ почвой Степановки? Переѣзжая изъ мутной Польши въ нѣмецкую землю, словно вступаешь въ какой-то свѣтлый край. Бѣдное славянское племя! Мы винили Гегеля за то, что онъ давалъ славянскому племени низшее значеніе противъ германскаго, — увы! всякій убѣдится въ этомъ наглядно. Цивилизація вырабатывается не идеями, а нравами.

„Да, здѣсь es wird mir bechaglich zu Muthe; это главное отъ того, что все мое духовное развитіе связано съ Германіей. Не говоря уже о философіи, поэзіи, даже нѣмецкій комизмъ мнѣ по сердцу. Увы! наше русское такъ-называемое образованіе больше клонитъ насъ къ французскимъ нравамъ, и этого жаль! Да и нравится намъ во французскомъ образованіи то, что составляетъ дурныя его стороны, именно распущенность его, халатность, — это больше всего усваиваетъ себѣ русскій человѣкъ. Нѣмецкій духъ, который весь состоитъ изъ дисциплины, не по натурѣ нашей. Какъ жаль, что русскіе туристы только проѣзжаютъ Берлинъ, не вникая въ него. Только хорошія школы могутъ спасти отъ этого верхоглядства.

„Станкевичъ, Грановскій, вся моя юность клонитъ меня къ Германіи; всѣ мои лучшіе идеалы выросли здѣсь, всѣ первые восторги музыкой, поэзіей, философіей шли отсюда. И въ этомъ не моя вина или вина моего воспитанія. Воспитывался я или, точнѣе сказать, воспитанія у меня никакого не было; вышедши изъ пансіона (весьма плохаго) я ровно ни о чемъ не имѣлъ понятія. Все кругомъ меня было смутно, какъ въ туманѣ. Изъ этого періода я помню только одно: я прочелъ Фіеско и Разбойниковъ Шиллера, да еще переводы