жище, единственно приличное убѣжище для человѣка среднихъ лѣтъ въ нашемъ родѣ. Еслибъ я не былъ такъ искренно къ вамъ привязанъ, я бы до остервенѣнія позавидовалъ вамъ, я, который принужденъ жить въ гнусномъ Парижѣ и каждый день просыпаться съ отчаянною тоской на душѣ... Но что объ этомъ говорить; а лучше перенестись мыслію въ наши палестины и вообразить себя сидящимъ съ вами въ отличной коляскѣ (по вашей милости) и ѣдущимъ на тетеревовъ, — найдемъ же мы ихъ наконецъ, чортъ возьми! Въ нынѣшнемъ году я приму другія мѣры и надѣюсь, что онѣ увѣнчаются успѣхомъ. Если Богъ дастъ, въ концѣ апрѣля я въ Степановкѣ.
„Я ожидалъ отчета о Мининѣ, а вы мнѣ прислали цѣлую діатрибу по поводу Молотова. Знаете ли что, милѣйшій мой? Такъ же какъ Толстаго страхъ фразы загналъ въ самую отчаянную фразу, такъ и васъ отвращеніе къ уму въ художествѣ довело до самыхъ изысканныхъ умствованій и лишило именно того наивнаго чувства, о которомъ вы такъ хлопочете. Вмѣсто того, чтобы сразу понять, что Молотовъ написанъ очень молодымъ человѣкомъ, который самъ еще не знаетъ, на какой ногѣ ему плясать, вы увидали въ немъ какого-то, образованнаго Панаева. Вы не замѣтили двухъ-трехъ прекрасныхъ и наивныхъ страницъ о томъ, какъ развивалась и росла эта Надя или Настя, вы не замѣтили другихъ признаковъ молодаго дарованія и уткнулись въ наносную пыль и сушь, о которой и говорить не стоило. Впрочемъ, это между нами нескончаемый споръ: я говорю, что художество такое великое дѣло, что цѣлаго человѣка едва на него хватаетъ со всѣми его способностями, между прочимъ и съ умомъ; вы поражаете умъ остракизмомъ и видите въ произведеніяхъ художества только безсознательный лепетъ спящаго. Это воззрѣніе я долженъ назвать славянофильскимъ, ибо оно носить на себѣ характеръ этой школы: „здѣсь все черно, а тамъ все бѣло“; „правда вся сидитъ на одной сторонѣ“. А мы, грѣшные люди, полагаемъ, что этакимъ маханьемъ съ плеча топоромъ только себя тѣшишь. Впрочемъ, оно, конечно, легче, а то, признавъ, что правда и тамъ, и здѣсь, что никакимъ рѣзкимъ опредѣленіемъ ничего не опредѣлишь, приходится хлопотать, взвѣшивать обѣ стороны и т. д. А это скучно.