французъ[1], „ночной фортопіанистъ“), то она, по причинамъ внутреннимъ и внѣшнимъ, не явится раньше весны, а потому мы можетъ-быть прочтемъ ее вмѣстѣ. Можетъ-быть она даже совсѣмъ нигдѣ не явится. — Усердный поклонъ вашей женѣ, Борисову, его женѣ, всѣмъ сосѣдямъ, пріятелямъ и вообще всей русской сути, которую вы такъ браните, но которая издали мнѣ кажется милой. Вамъ я крѣпко жму руку и остаюсь преданный вамъ
Не смотря на то, что Степановка находилась отъ Новоселокъ на семидесяти-верстномъ разстояніи къ югу по мценско-курской большой дорогѣ, Борисовы пріѣхали насъ навѣстить. Но потому ли, что Надя жалѣла объ окончательной разлукѣ съ нами, или подъ тайнымъ вліяніемъ болѣзни, которая, по словамъ Борисова, никогда окончательно не прекращалась, Надя смотрѣла на наше болѣе чѣмъ скромное житье съ явнымъ оттѣнкомъ раздраженія.
Наступила осень. Сельскія работы пришли къ концу, но человѣку, занятому небольшимъ хозяйствомъ не въ качествѣ дилетанта, нечего было думать объ отъѣздѣ въ городъ, если онъ не хотѣлъ рисковать послѣдними средствами къ жизни. Зато неудержимое стремленіе жены моей въ Москву изъ нашего болѣе чѣмъ монастырскаго уединенія было весьма понятно. Вначалѣ декабря небольшой снѣжокъ позволилъ намъ запречь нашу троечную кибитку и доѣхать въ ней съ горемъ пополамъ къ Борисовымъ въ Новоселки, въ ожиданіи новаго снѣга, т. е. возможности продолжать путь по шоссе. Это ожиданіе томительно длилось до двадцатыхъ чиселъ декабря, когда по выпавшему снѣгу мы переѣхали на одинъ ночлегъ къ Ник. Ник. Тургеневу въ Спасское.
Воспользовавшись любезнымъ приглашеніемъ, мы и на
- ↑ Делаво, о которомъ выше говорено, имѣлъ привычку, разсуждая, закрывать глаза и усилено перебирать своими костлявыми пальцами, за что въ разговорѣ съ Тургеневымъ я прозвалъ этого прекраснаго человѣка «ночнымъ фортопіанистомъ», а Тургеневъ прибавилъ, что это единственный знакомый мнѣ французъ. Если прибавить: изъ литературнаго міра, то это будетъ справедливо.
