мой жизни находитъ симпатическій отзывъ во мнѣ, и я радуюсь и печалюсь по мѣрѣ того, какъ устроивается твое хозяйство. Я вѣрю тому, что никакая разумная дѣятельность даромъ не пропадаетъ. Тургеневъ говорить только, что у тебя глуховато: Кстати: сцена, бывшая у него съ Толстымъ, произвела на меня тяжелое впечатлѣніе. Но знаешь ли, я думаю, что въ сущности у Толстаго страстно любящая душа, и онъ хотѣлъ бы любить Тургенева со всею горячностью, но къ несчастію, его порывчатое чувство встрѣчаетъ одно кроткое, добродушное равнодушіе. Съ этимъ онъ никакъ не можетъ помириться. А потомъ, къ несчастію, умъ его находится въ какомъ то хаосѣ представленій, т. е. я хочу сказать, что въ немъ еще не выработалось опредѣленнаго воззрѣнія на жизнь и дѣла міра сего. Отъ этого такъ мѣняются его убѣжденія, такъ падокъ онъ на крайности. Въ душѣ его кипитъ ненасыщаемая жажда, говорю ненасыщаемая, потому что, что вчера насытило его, нынче разбивается его анализомъ. Но этотъ анализъ не имѣетъ никакихъ прочныхъ и твердыхъ реагентовъ и отъ этого въ результатѣ своемъ улетучивается ins blaue hinein. А не имѣя подъ ногами какой-нибудь твердой почвы, невозможно писать. И вотъ гдѣ причина, почему онъ не можетъ писать, и до тѣхъ поръ это продолжится, пока душа его на чемъ-нибудь успокоится. Прилагаю здѣсь маленькую записочку къ нему, которую при случаѣ пожалуйста ему перешли. Я ему уже писалъ, адресовалъ въ Тулу, но вѣрно письмо не дошло до него.
„Спасибо тебѣ! На нынѣшній разъ ты написалъ такъ разборчиво, что я безъ малѣйшаго труда пробѣжалъ твое письмо. Глаза еще очень слабы и ломятъ отъ малѣйшаго напряженія. Лѣченіе мое продолжается попрежнему. Всего болѣе огорчило меня то, что мой докторъ оставляетъ меня на зиму въ Парижѣ, говоря, что необходимо мнѣ быть на его глазахъ. Цѣлую недѣлю я былъ отъ этого въ отчаяніи, но потомъ, сообразивъ, что докторъ мой уже такъ значительно помогъ мнѣ, рѣшился слѣдовать его совѣту. Вопервыхъ, я не люблю парижской зимы и этихъ домовъ, гдѣ все на живую нитку, а вовторыхъ, не люблю ни французской жизни, ни французскихъ нравовъ, ни французскихъ людей. Съ какимъ наслаж-
