ваютъ меня, что черезъ три мѣсяца мнѣ можно будетъ ѣхать въ Россію, но какъ этому повѣрить? Ты легко поймешь, какъ мнѣ хочется теперь въ Россію. Живу я возлѣ Булонскаго лѣса, но только со вчерашняго дня пахнуло весной; до того времени стояли холода. Вѣроятно, это письмо найдетъ тебя уже съ Машей въ Степановкѣ. Если будешь писать ко мнѣ, то пожалуйста пиши поразборчивѣе, а то я не въ состояніи буду прочесть. Напиши мнѣ, какъ идетъ крестьянское дѣло? Есть ли у тебя сосѣди и каковы? Успѣшно ли идутъ твои работы? Слышно, что барщинѣ рѣшительно отказываются работать. Жду отъ тебя письма съ нетерпѣніемъ, только пожалуйста разборчиваго письма. Обнимаю тебя и Машу. Извини, что не франкирую письмо, для того чтобъ оно вѣрнѣе дошло до тебя, что сдѣлай и ты.
Онъ же отъ 16 іюня 1861 года писалъ:
Passy.
„Ты въ такихъ хлопотахъ, любезный мой Фетъ, что у меня духъ захватываетъ, когда объ этомъ думаю; но не смотря на это, я радуюсь за тебя. Знаю, какъ трудно имѣть дѣло съ простымъ народомъ. Мы въ этомъ случаѣ находимся въ странномъ положеніи, именно: считать ли его за ребенка, который поступаетъ по неразумѣнію и слѣдственно долженъ внушать состраданіе, или презирать его, какъ нѣчто испорченное въ корнѣ. Но это будетъ невѣрно. Впрочемъ, думай какъ хочешь, а практика ужасна. Слава Богу, что Маша уже въ Степановкѣ; теперь ты покойнѣе. Ты, конечно, и безъ увѣреній моихъ повѣришь мнѣ, какъ я интересуюсь твоимъ хозяйствомъ, и потому держи меня au courant, что происходитъ въ немъ. Не забудь также написать мнѣ о Толстомъ; я адресовалъ ему письмо въ Тулу, не знаю, дошло ли оно до него. Я продолжаю свое лѣченіе попрежнему, и въ будущемъ мѣсяцѣ докторъ мой пошлеть меня, кажется, въ Пиринеи въ Bagnéres du Luchon. Хуже всего то, что онъ сомнѣвается, можно ли мнѣ будетъ ѣхать въ Россію на зиму; это будетъ видно только въ сентябрѣ. Но такъ или иначе, а
