ли вы проводите зиму? Куда ни шло, пишу! А писать собственно почти нечего. Есть такіе моменты въ жизни, куда ни оглянись, все торчитъ давно знакомое, о которомъ и говорить не стоить. За работу я до сихъ поръ не могу приняться какъ слѣдуетъ: я начинаю думать, что гнусный парижскій воздухъ дѣйствуетъ на мое воображеніе, т. е. ослабляетъ оное. Сказать вамъ, до какой степени я ненавижу все французское, особенно парижское, превосходитъ мои силы; каждый „мигъ минуты“, какъ говоритъ Гоголь, я чувствую, что я нахожусь въ этомъ противномъ городѣ, изъ котораго я не могу уѣхать... Не будемъ говорить объ этомъ. Ваши письма меня не только радуютъ, они меня оживляютъ: отъ нихъ вѣетъ русскою осенью, вспаханною уже холодноватою землей, только-что посаженными кустами, овиномъ, дымкомъ, хлѣбомъ; мнѣ чудится стукъ сапоговъ старосты въ передней, честный запахъ его сермяги, мнѣ безпрестанно представляетесь вы: вижу васъ, какъ вы вскакиваете и бородой впередъ бѣгаете туда и сюда, выступая вашимъ короткимъ кавалерійскимъ шагомъ... Пари держу, что у васъ на головѣ все тотъ же засаленный уланскій блинъ! А взлетъ вальдшнеповъ въ почти уже голой осиновой рощицѣ... Ей-Богу, даже досада беретъ! Здѣсь я охотился скверно, да и вообще, что за охота во Франціи?! Но вы насмотритесь на меня и на моего Фламбо будущею весной въ болотѣ на дупелей или на бекасовъ. — Тубо!... Тубо!... А самъ безъ нужды бѣжишь и едва духъ переводишь... Тубо! ну, теперь близко... фррр... екъ! екъ! бацъ! бацъ! — и подлецъ бекасъ, замѣнившій степеннаго дупеля, валится мгновенно, бѣлѣя брюшкомъ...
„Я получилъ отъ бѣднаго Полонскаго очень печальное письмо. Я тотчасъ отвѣчалъ ему. Онъ собирается весной заграницу, но я его приглашаю къ себѣ въ деревню и рисую ему картину нашего житья втроемъ. Какъ иногда старые тетерева сходятся вмѣстѣ, такъ и мы соберемся у васъ въ Степановкѣ и будемъ тоже бормотать, какъ тетерева. Пожалуйста вы съ своей стороны внушите ему ту же мысль. Бѣдный, бѣдный кузнечикъ-музыкантъ! Не могу выразить, какимъ нѣжнымъ сочувствіемъ и участіемъ наполняется мое сердце, какъ только я вспомню о немъ.
