временно. Услыхавъ объ окончательной покупкѣ Степановки, старикъ пришелъ въ сильное волненіе. „Вы желаете имѣть треволненія? восклицалъ онъ: вы будете ихъ имѣть“. Но при этомъ онъ, очевидно, упускалъ изъ виду, что на малыя средства, на которыя возможно жить въ деревнѣ, жить при такихъ же условіяхъ и обстановкѣ въ столицѣ невозможно.
— Вы селитесь теперь въ открытой степи, и вамъ приходится среди поля поставить Божье милосердіе (образъ) и къ нему уже сносить всѣ предметы.
— Намъ ничего не нужно, былъ мой отвѣтъ.
— Это вздоръ! кричалъ старикъ: — кто же вамъ будетъ мыть бѣлье?
— Мы уже подговорили прачку Алекс. Никитича, которой будемъ платить ежемѣсячно, посылая каждую субботу бѣлье.
— Все это вздоръ! восклицалъ старикъ; — будетъ у васъ и котелъ, и кадки, и веревки, и корыта, и доски съ сукномъ, и все это будетъ, попомните мое слово.
Конечно, впослѣдствіи мнѣ сто разъ приходилось вспоминать практическія слова старика.
Между тѣмъ рѣшительная минута нашего переселенія въ степной скитъ неизбѣжно приближалась, хотя невозможно было скрыть отъ себя всѣхъ неудобствъ и лишеній, связанныхъ съ такимъ переселеніемъ. Такъ какъ вся наша мебель находилась на московской квартирѣ, то всего проще было перевезти ее оттуда по зимнему пути, перебиваясь пока тою немногочисленною и плохою, какая оставалась въ домѣ при его покупкѣ. Наконецъ-то мы переѣхали, для того чтобы къ будущему лѣту приготовить не только ледникъ, но и выкопать прудъ, безъ котораго не откуда было взять льду.
Не смотря на нерасположеніе къ новымъ знакомствамъ, послѣднія возникали сами собою. Такъ Алекс. Никитичъ увлекъ меня въ качествѣ ружейника на охоту къ хорошему своему пріятелю старику князю Г—у, снабдившему его подводами пря перевозкѣ дома. Старый князь оказался добродушнѣйшимъ типомъ стариннаго барина, жившаго въ домашнемъ изобиліи съ оттѣнкомъ первобытной простоты, которая въ настояще время показалась бы неряшествомъ, если не неопрятностью. Самъ князь даже въ гости ѣздилъ обѣдать
