тельствую мое истинное почтеніе. Неужели у васъ тоже такіе холода? — здѣсь въ Петербургѣ страсть! холодъ, вѣтеръ, по утрамъ морозъ, просто чортъ знаетъ что! Прощайте, милые друзья, будьте здоровы.
Вслѣдъ за этимъ получилъ я отъ него второе письмо уже изъ Содена:
„Не дождавшись отъ васъ посланія, пишу къ вамъ, чтобы васъ увѣдомить, что я благополучно пріѣхалъ въ Соденъ; впрочемъ при моемъ пріѣздѣ изъ пушекъ не стрѣляли. Въ Соденѣ мы застали Тургенева, который живъ, здоровъ, и здоровъ такъ, что самъ признается, что онъ совершенно здоровъ. Нашелъ какую-то нѣмочку и восхищается ею. Мы (это относится къ милѣйшему Ивану Петровичу) поигрываемъ въ шахматы, но какъ-то нейдетъ: онъ думаетъ о своей нѣмочкѣ, а я о своемъ выздоровленіи. Если я нынѣшнею осенью пожертвовалъ, то къ будущей осени я долженъ быть молодцомъ. Соденъ прекрасное мѣсто, нѣтъ еще недѣли, какъ я пріѣхалъ, а чувствую себя уже очень и очень лучше. Живемъ мы съ братомъ, на квартирѣ, три комнаты, двадцать гульденовъ въ недѣлю, table d’hôte — гульденъ, вино запрещено, поэтому вы можете видѣть, какое скромное мѣсто Соденъ, a мнѣ онъ нравится. Противъ оконъ моихъ стоитъ очень неказистое дерево, но на немъ живетъ птичка и поетъ себѣ каждый вечеръ; она мнѣ напоминаетъ флигель въ Новоселкахъ. Засвидѣтельствуйте мое почтеніе Марьѣ Петровнѣ и будьте здоровы, друзья мои, да пишите почаще. Я въ Соденѣ, кажется, надолго, недѣль на шесть по крайней мѣрѣ. Путешествія не описывалъ, потому что все время былъ боленъ. Еще разъ прощайте.
19 іюля того же года онъ писалъ:
„Я бы давно написалъ вамъ, любезные друзья мои, но мнѣ хотѣлось написать вамъ обо всѣхъ, составляющихъ нашу Толстовскую колонію, но тутъ произошла ужасная путаница, которая наконецъ распуталась слѣдующимъ образомъ: сестра
