въ жизни, а съ 90 десятинами есть трудъ почтовой лошади, и не можетъ быть успѣха. Не нахожу словъ обругать себя, что я раньше не написалъ вамъ, тогда бы вы вѣрно пріѣхали. Теперь прощайте. Душевный поклонъ Марьѣ Петровнѣ и Борисову.
Отъ 28 іюня 1860 онъ писалъ изъ Москвы:
„Любезный другъ Аѳ. Аѳ., я позволилъ себѣ безъ вашего позволенія попросить отъ вашего имени хозяйку г-жу Сердобинскую помѣстить наши двѣ кареты до зимы, или до того времени, когда будетъ случай. Я, кажется, поѣду съ сестрой заграницу. Отъ братьевъ со времени отъѣзда нѣтъ писемъ. Обнимаю васъ и Ивана Петровича, кланяюсь Марьѣ Петровнѣ. Я напишу вамъ изъ-заграницы, и вы пишите, — ежели скоро, то въ Соденъ. Ежели будете писать Сердобинской, то подтвердите ей о каретахъ.
Почти въ это же время графъ H. Н. Толстой прислалъ письмо изъ Петербурга:
„Любезные друзья, Аѳанасій Аѳанасьевичъ и Иванъ Петровичъ, исполняю обѣщаніе мое даже раньше, чѣмъ обѣщалъ; я хотѣлъ писать изъ-заграницы, а пишу изъ Петербурга. Мы уѣзжаемъ въ субботу, т.-е. завтра. Я совѣтовался съ Здекауеромъ, онъ петербургскій докторъ, а вовсе не берлинский, какъ мнѣ показалось, читая письмо Тургенева. Воды, на которыхъ Тургеневъ теперь находится, Соденъ, — насъ туда же посылаютъ. Слѣдовательно, мой адресъ тоже во Франкфуртѣ-на-Майнѣ, poste restante.
„Когда вы были у меня, я васъ, Аѳан. Аѳан., забылъ просить объ одномъ, очень важномъ одолженіи. Я приказалъ моему старику прикащику, если будетъ очень нужно меня о о чемъ-нибудь увѣдомить, — посылать свои письма къ вамъ, а вы будете такъ добры пересылать ихъ мнѣ, и для этого, когда будете уѣзжать изъ Новоселокъ, дайте ему вашъ адресъ. Что здоровье Марьи Петровны, которой я отъ души свидѣ-
