мягко. Я послалъ Островскому письмо на имя Дружинина, полагая, что теперь Островскій въ Петербургѣ.
„Я еще въ прошломъ письмѣ писалъ тебѣ, что я совершенно одобряю твое намѣреніе купить деревню, если только при ней будетъ вода (только бы не прудъ). И тысячу разъ ты правъ, говоря, что ничего нѣтъ хуже въ жизни, особенно въ семейной, — неопредѣленнаго висѣнія между небомъ и землей. Сто верстъ по шоссе — пріятнѣйшая поѣздка. Только повторяю, чтобы была какая-нибудь рѣчка. Да я думаю, что ты и заниматься хозяйствомъ способенъ. Кстати, что хозяйство Л. Толстаго, которое онъ устраивалъ и о которомъ такъ много говорилъ? Лѣченіе мое приближается къ концу, и авось въ апрѣлѣ доктора отпустятъ меня, но я такъ залѣчился, что въ себя еще придти не могу и даже не повѣрю собственной свободѣ.
„Пожалуйста передайте Толстому, что я ношу его въ сердцѣ.
Л. Толстой писалъ отъ 27 марта 1860:
„Какъ вы обрадовали меня вашими планами, любезный дяденька, не могу вамъ сказать. Но обрадовали не одного меня, но и всѣхъ нашихъ, начиная отъ тетушки и даже до пьянаго монаха. Трепещу только изъ-за одного: чтобъ изъ-за какого-нибудь вздора это не разрушилось. Вещественныя условія возможности вашего пребыванія въ Ясной — всѣ, мнѣ кажется, есть. Желаніе мое, чтобъ оно было, такъ сильно, что я бы сдѣлалъ эти условія, ежели бы ихъ не было, пробиль бы еще три стѣны и самъ бы жилъ на трубѣ; — стало быть, это должно быть. Разумѣется, тутъ пропасть маленькихъ условій, которыя нужно опредѣлить. Въ какомъ домѣ и въ какихъ комнатахъ лучше захочетъ жить Марья Петровна, куда будетъ входить и выходить Марьюшка и т. д. Да еще, куда поставить лошадей: въ особую ли конюшню, на дворъ ли къ мужику за три версты, или къ брату въ Пирогово? Короста еще есть, и хотя я своихъ чистыхъ лошадей ставлю въ Ясной, вашихъ лошадей надо будетъ устроить иначе. Но вообще обо всемъ надо переговорить
