мы объ этомъ переговоримъ. Общій залогъ Кальны съ другими деревнями не можетъ сдѣлать затрудненія, — былъ бы капиталъ. Мы также переговоримъ о томъ, не продать ли намъ одну господскую землю (съ мельницей и т. д.), если это возможно, для того чтобы не затруднять васъ отношешеніями съ крестьянами, посаженными на оброкъ. Посмотрите сами, понравится ли вамъ мѣсто и т. д. Съѣздите вмѣстѣ и т. д. Докторъ меня въ маѣ посылаетъ заграницу, но я хочу весну встрѣтить и провести мѣсяцъ въ деревнѣ.
„Переводы ваши изъ Гафиза на сей разъ очень хороши. Здѣсь чтенія продолжаютъ имѣть успѣхъ. Гончаровъ на дняхъ прочелъ мнѣ и Анненкову удивительный отрывокъ вродѣ „Сна Обломова“. (Его Бѣловодовъ мнѣ не нравится). Моею повѣстью и здѣсь недовольны; но о ней много спорятъ и кричатъ; если бы совсѣмъ молчали, было бы плохо. Есть и энтузіасты, но весьма мало. Суета суетствій!
„А Левъ Толстой продолжаетъ чудить. Видно такъ уже написано ему на роду. Когда онъ перекувыркнется въ послѣдній разъ и станетъ на ноги?
„Обнимаю васъ обоихъ и кланяюсь Марьѣ Петровнѣ и всѣмъ пріятелямъ. Пишите.
Отъ 13 марта 1860 онъ писалъ:
„Я въ долгу передъ вами, Fettie carissime, но отчасти извиняюсь тѣмъ, что употребилъ истекшую недѣлю на окончаніе повѣсти, которая уже сдана въ Библіотеку для Чтенія и явится въ мартовскомъ номерѣ. (Кстати, всѣ слухи о несостоятельности Библіотеки для Чтенія оказываются ложными, и книжная лавка Печаткина заперта только по воскресеньямъ). Повѣсть моя называется Первая любовь. Сюжетъ ея вамъ, кажется, извѣстенъ. Читалъ я ее на дняхъ ареопагу, состоявшему изъ Островскаго, Писемскаго, Анненкова, Дружинина и Майкова; приглашенный Гончаровъ пришелъ пять минутъ по окончаніи чтенія. Ареопагъ остался доволенъ и сдѣлалъ только нѣсколько неважныхъ замѣчаній; остается узнать, что скажетъ публика, которую вы такъ не любите. Единственный человѣкъ, котораго я совершенно отказываюсь удовлетворить
