зать, что ежели не жалѣть своихъ самыхъ ничтожныхъ лицъ, надо ихъ ужь ругать такъ, чтобы небу жарко было, или смѣяться надъ ними такъ, чтобы животики подвело), а не такъ, какъ одержимый хандрой и диспепсіей Тургеневъ. Вообще же сказать, никому не написать теперь такой повѣсти, не смотря на то, что она успѣха имѣть не будетъ.
„Гроза Островскаго есть по моему плачевное сочиненіе, а будетъ имѣть успѣхъ. Не Островскій и не Тургеневъ виноваты, а время; теперь долго не родится тотъ человѣкъ, который бы сдѣлалъ въ поэтическомъ мірѣ то, что сдѣлалъ Булгаринъ. А любителямъ антиковъ, къ которымъ и я принадлежу, никто не мѣшаетъ читать серьезно стихи и повѣсти и серьезно толковать о нихъ. Другое теперь нужно. Не намъ нужно учиться, а намъ нужно Марфутку и Тараску выучить хоть немножко тому, что мы знаемъ. Прощайте, любезный другъ. Милліонъ просьбъ. Забылъ я, какъ зовутъ нѣмецкаго libraire на Кузнецкомъ Мосту, налѣво (отправляясь снизу) наверху. Онъ мнѣ посылаетъ книги; зайдите къ нему и спросите: 1) что я ему долженъ? 2) отчего онъ давно не посылаетъ мнѣ ничего новаго? — и выберите у него и пришлите мнѣ, посовѣтовавшись съ Пикулинымъ, что есть хорошаго изъ лѣчебниковъ людскихъ для невѣждъ и еще лѣчебниковъ ветеринарныхъ (до 10 руб.). Спросите у брата Сергѣя, заказалъ ли онъ мнѣ плуги? Ежели нѣтъ, то зайдите къ машинисту Вильсону и спросите, есть ли или когда могутъ быть готовы шесть плуговъ Старбука? Спросите въ магазинѣ сѣменномъ Мейера на Лубянкѣ, почемъ сѣмена клевера и тимоѳеевской травы? Я хочу продать.
„Что стоитъ коновальскій лучшій инструментъ? Что стоитъ пара ланцетовъ людскихъ и банки? — Кое-что изъ этого можетъ возьметъ на себя трудъ сдѣлать милѣйшій Иванъ Петровичъ, котораго обнимаю. Марьѣ Петровнѣ цѣлую руку. Тетушка благодаритъ за память и кланяется.
Боткинъ писалъ изъ Парижа 6 марта 1860 года:
„Я передъ вами въ большомъ долгу, любезные друзья: вотъ уже второе письмо отъ тебя, дорогой Фетъ, а я еще не от-
