марку. Конечно, вниманіе наше главнымъ образомъ было привлечено конною площадью, по которой тянулся рядъ невысокихъ столбовъ, обозначавшихъ отдѣльные станки для приводныхъ лошадей. Безконечный рядъ лоснящихся на солнцѣ круповъ всевозможныхъ лошадей обращенъ былъ къ дорогѣ, на которую продавцы то и дѣло выводили на показъ лошадей. По другую сторону дороги, въ громадныхъ загородяхъ изъ крѣпкихъ жердей, находились степныя, дикія лошади. Тутъ зрѣлище было гораздо любопытнѣе. Такихъ изгородей было немало, и покупатели то и дѣло подходили къ продавцамъ.
— Какого вамъ?
— Вонъ, вонъ, темногнѣдаго, остроухаго.
— Со звѣздочкой во лбу?
— Нѣтъ, вонъ третья за тою голова, что пошла въ дальній уголъ. Мы ту себѣ присмотрѣли. Нельзя ли опять присмотрѣть?
— Филатъ, подгони вонъ того.
И Филатъ являлся съ длинною и тонкою жердью, опуская которую надъ головами сотенъ толпившихся коней, онъ заставлялъ пересыпаться весь этотъ живой калейдоскопъ, такъ однако, чтобы желаемое зерно хоть на минуту выступало на ближайшій къ покупателю край табуна. По окончаніи торговой сдѣлки слѣдовало сдать лошадь покупателю, и вотъ шестъ Филата опять наклонялся надъ табуномъ, но уже съ прилаженной на тонкомъ концѣ его петлею. Въ это время другой табунщикъ садился на осѣдланную, такъ называемую укрючную, лошадь, запуская себѣ подъ ногу свободный конецъ аркана съ противоположной табуну стороны. Черезъ минуту петля была уже на шеѣ желаемой лошади, которая, почуявъ бѣду, напрасно вставала на дыбы и металась какъ угорѣлая: укрючная лошадь, видимо привыкшая къ своему дѣлу, упорно надувалась, наклоняясь прочь отъ плѣнницы и помогая сѣдоку все туже натягивать арканъ.
Затянутая мертвою петлею лошадь, потерявъ дыханіе, падала на землю, и ее выволакивали изъ табуна. Тутъ уже мгновенно надѣвалась не нее уздечка съ надежнымъ арканомъ и, отпустивъ петлю, передавали ее съ рукъ на руки покупщику.
