жаніе ихъ очень важно, а потому, что вы пожалуй можете подумать, что я забываю своихъ друзей. Послѣднее мое письмо (въ бѣлыхъ стихахъ) было, какъ говорится, „пущено“ мною изъ извѣстнаго вамъ Куртавнеля, куда я возвращаюсь черезъ недѣлю; а теперь я живу у князя Трубецкаго, въ домѣ, окруженномъ прекраснымъ садомъ и великолѣпнымъ Фонтенебльскимъ лѣсомъ. Вы, счастливецъ, охотитесь, а здѣсь охота начнется не раньше, какъ черезъ четыре недѣли. Я буду присутствовать при ея открытіи, поколочу куропатокъ, зайцевъ и можетъ-быть фазановъ, а тамъ — маршъ домой. Пока я занимаюсь своимъ романомъ, который подвигается понемногу и, надѣюсь, будетъ конченъ къ половинѣ ноября.
„Много вы мнѣ говорите любезностей въ вашемъ письмѣ; желалъ бы я, чтобы всѣ мои читатели были такъ снисходительны, какъ вы, и умѣли читать между строчками недосказанное и недодуманное мною. Посмотрю, понравится ли вамъ мой новый трудъ: это было бы большимъ для меня ручательствомъ за его дѣльность. Я съ вами часто спорю и не соглашаюсь, но питаю большое уваженіе къ вашему художническому вкусу.
„Стихотвореніе, присланное вами, очень мило и безукоризненно. Жаль, что находятся два и: „И нѣгой“ „И всеобъемлющій“. Но это мелочная придирка d’un blasé.
„Жду описанія вашей охоты въ Щигровкѣ. Какъ-то понравилась она Николаю Толстому? У меня, слюни текли при мысли, что я могъ быть съ обоими вами тамъ... Что дѣлать? Во время вальдшнеповъ онъ уѣдетъ за своими зайцами да лисицами... Вотъ горе! Хотѣлъ бы я посмотрѣть на него въ разгарѣ съ „французомъ“ Аѳанасіемъ. Съ какою собакой вы охотились? — Привезу вамъ Даумера непремѣнно.
„А почта наша безобразна. Письма идутъ, идутъ — и конца нѣтъ. Состарѣться успѣешь, пока отвѣтъ получишь. Я давнымъ-давно послалъ письмо къ Анненкову — и никакого отвѣта. Журналы тоже очень поздно приходятъ, а иныхъ, какъ напримѣръ, Русское Слово, — и въ глаза не видишь. Я очень радъ, что ваша хандра прошла. Какую хандру не прогонитъ охота?
