„Пишите мнѣ въ Парижъ, poste restante à M. Ivan T. — Тургеневыхъ вдругъ въ Парижѣ расплодилось какъ мухъ. Я попрежнему твердо надѣюсь быть дома въ августѣ мѣсяцѣ: пострѣляемъ еще вмѣстѣ куропатокъ и вальдшнеповъ.
„Прощайте, любезнѣйшій поэтъ! Дружески кланяюсь всѣмъ вашимъ и жму вамъ руку.
P. S. „Я забылъ главное: объ Аполлонѣ Григорьевѣ, объ Аполлонѣ, объ Аполлонѣ!!!“
Надо прибавить, что, въ видахъ избавленія дома отъ дѣтскихъ криковъ, сестра съ ребенкомъ и кормилицей переселилась въ исконное женское и дѣтское помѣщеніе на мезанинѣ; а мы съ женой перебрались въ такъ называемый и дѣйствительно новый флигель между домомъ и кухней. Эта перемѣна привела насъ къ какому-то физическому и отчасти духовному особняку. Борисовъ, любившій историческія сочиненія, выписывалъ ихъ и читалъ вслухъ своей женѣ — (Русскій Архивъ, Исторію Петра Великаго — Устрялова), которая видимо очень ими интересовалась. Что же касается до меня, то, оставаясь во флигелѣ, когда жена моя уходила въ домъ играть на роялѣ, я впадалъ въ тяжкую скуку. Жить въ чужой деревнѣ внѣ сельскихъ интересовъ было для меня всегда невыносимо, подобно всякому бездѣлью, а усердно работать я могу только попавъ въ капканъ какого-либо опредѣленнаго, долгосрочнаго труда, и при этомъ нужно мнѣ находить точку опоры въ привычной обстановкѣ, подобно танцору, увѣрявшему, что онъ можетъ танцовать только отъ печки, около которой всегда стоялъ въ танцъ-классѣ. Чтобы не отставать отъ другихъ, я приходилъ въ домъ читать вслухъ Иліаду Гнѣдича. Чтобы не заснуть надъ перечисленіями кораблей, я читалъ ходя по комнатѣ, но и это не помогало: я продолжалъ громко и внятно читать въ то время, какъ уже совершенно спалъ на ходу. Нашимъ дамамъ стоило большаго труда изрѣдка вечеромъ вызывать меня на прогулку.
Между тѣмъ Тургеневъ писалъ изъ Куртавнеля отъ 16 іюля 1859:
