„10 іюня братъ Петинька и все семейство отправились въ Петербургъ, и сегодня они оттуда уѣзжаютъ въ Ревель, проведя недѣлю въ Петербургѣ. Кажется, что онъ произвелъ на нихъ большое впечатлѣніе: да это такъ и быть должно, когда подумаешь, что они до сихъ поръ почти не выѣзжали изъ Москвы. А Петербургъ хотя по виду всетаки городъ европейскій; для русскаго же человѣка все европейское имѣетъ таинственное обаяніе. Такъ и быть должно, иначе мы были бы осуждены вѣчно коснѣть, подобно финнамъ и другимъ низшимъ племенамъ, въ нашемъ — не скажу варварствѣ — а въ тупости и младенчествѣ. Собственно говоря, всякій народъ, все равно европейскій или азіатскій, тупъ и младенецъ. Послѣдняя война сняла плеву съ нашихъ глазъ; она показала, что съ тупостью и младенчествомъ народа въ наше время далеко не уѣдешь. Назвавшись европейскимъ государствомъ, надо идти сообразно съ европейскимъ духомъ, или потерять всякое значеніе. Мы тридцать лѣтъ боролись съ европейскимъ духомъ и опомнились, очутившись у бездны. Мы только теперь начинаемъ понимать, что мы государство бѣдное, истощенное всяческою неурядицею, что мы не по одежкѣ протягивали ножки, что мы почти наканунѣ новаго банкротства, что наша полицейская роль въ Европѣ была безумствомъ. Да и многіе ли понимаютъ это теперь? Но великое счастіе въ томъ, что это наконецъ поняло правительство. Винить тутъ некого: виновата та же тупость и младенчество; — вѣдь онѣ ходятъ не въ армякѣ только, но и въ шитыхъ золотомъ мундирахъ. Мы дѣйствительно самое еще младенческое государство въ Европѣ, и наши такъ называемые „образованные“ напрасно съ такимъ презрѣніемъ смотрятъ на „необразованныхъ“. Тутъ опять разница въ одномъ только платьѣ и внѣшности; внутренно же та же самая дичь, только подъ другими формами“.
Вначалѣ іюня по предварительному соглашенію въ Новоселки пріѣхалъ съ поваромъ и съ лягавою собакою братъ Петръ Аѳан. Въ то время какъ мы сговаривались съ гр. Ник. Толстымъ объ отъѣздѣ изъ Новоселокъ на тетеревей въ Щиг-
