лось пробираться цѣликомъ, объѣзжая невѣдомые рвы околицы. Едва только я втягивалъ голову въ повозку, прячась во мракъ отъ бьющаго въ лицо снѣга, какъ возницы наши сбивались съ настоящаго направленія. Это наконецъ вывело меня, до колѣнъ промокшаго, изъ терпѣнія, и я раза съ два крикнулъ: „да куда-жь вы опять къ черту вправо-то забрали?“
— О Госьподи! раздалось во мракѣ шепелявое восклицаніе Марьюшки: — сто это они нечистаго поминаютъ, который насъ и такъ всю ночь водитъ?
Выбрались наконецъ на выгонъ передъ церковью, и до Новоселокъ осталось въ гору версты четыре, и стало быть простое дѣло терпѣнія. Наконецъ въ три часа утра мы добрались до Новосельскаго крыльца, протащившись часовъ шесть на разстояніи, которое слѣдовало бы проѣхать въ полчаса. Отправляясь на родной свой мезанинъ, я предварительно подошелъ къ буфетному шкапу и налилъ себѣ цѣлый стаканъ травнику, раздѣлся и легъ спать тепло укрывшись.
Поутру мы проснулись безъ всякихъ дурныхъ послѣдствій.
Въ Новоселкахъ встрѣтили мы новаго жильца: маленькаго Петрушу Борисова, отличавшагося необыкновеннымъ размѣромъ головы для такого малаго ребенка. Сестра Надя совершенно оправилась, и прошлогодняя жизнь наша вошла въ свою обычную колею. И такъ какъ Тургенева не было въ Спасскомъ, то графъ Ник. Ник. Толстой еще чаще сталъ посѣщать насъ на своемъ „безсмертіи души“.
— Завтра, сказалъ онъ однажды, я поѣду отсюда во Мценскъ и, взявши почтовую пару въ „безсмертіе души“, покачу по шоссе сперва къ брату Сергѣю въ Пирогово, а затѣмъ къ Левочкѣ въ Ясную Поляну. Поѣдемте вмѣстѣ! Они очень будутъ рады увидать васъ.
На другой день неизмѣнныя желтыя дрожки покойно донесли насъ по шоссе и въ сторону до села Пирогова. Ник. Ник. ушелъ отъ меня впередъ во внутренніе покои, вѣроятно чтобы предупредить о моемъ пріѣздѣ, и я одинъ поднялсй въ переднюю. Единственнымъ встрѣченнымъ мною здѣсь лицомъ былъ стоявшій во весь ростъ красивый старикъ
