передъ тѣмъ, въ 1856 г. Петруша провожалъ брата Василія съ женою, онъ вывезъ дорогое ружье де-Вима, съ которымъ съ тѣхъ поръ не разставался, хотя съ нимъ и не охотился, говоря, что его лягавыя не заслуживаютъ чести, чтобы съ ними охотились съ такимъ ружьемъ. Братъ былъ величайшій чистюля, но щеголемъ никогда не былъ и, вѣроятно, болѣе инстинктивно вывезъ изъ Парижа наполеоновскіе усы и эспаньолку.
Наши музыкальные вечера установились снова, и графиня М. Н. Толстая нерѣдко на нихъ присутствовала. Помню, какъ однажды братъ увлекшись похвалами своему де-Виму передъ находившимся въ музыкальной залѣ H. Н. Толстымъ, не вытерпѣлъ и побѣжалъ въ свою комнату за любимымъ ружьемъ, чтобы убѣдить графа въ совершенствѣ оружія. Пронося ружье черезъ домашнія комнаты, братъ вошелъ съ нимъ въ залу въ ту минуту, когда раздался первый музыкальный аккордъ. Приходилось обождать, и братъ, опустивши ружье къ ногѣ, остановился какъ-разъ за кресломъ графини Толстой.
— Посмотрите, обратился ко мнѣ со смѣхомъ Ник. Ник., — сестра сидитъ охраняемая зуавомъ на часахъ.
Тѣмъ временемъ Тургеневъ изъ Петербурга писалъ отъ 27 декабря 1858 г.
„Amicus Fethus, — sed magis amica veritas“. — Я выправилъ ваши стихи, любезнѣйшій другъ, и отдалъ ихъ сегодня Дружинину, но пускай меня „на площади трехвостникомъ дерутъ“ — не могу признать хорошими стиховъ вродѣ:
«Иль тотъ, кто зародясь плѣнять богинь собою
Изъ нѣдра Мирры шелъ, одѣтаго корою».—
и предлагаю уже кстати прибавить къ нимъ следующіе два, въ томъ же роде:
«Въ чей, пріосанясь, зракъ, — видъ устъ принявъ живой,
Прелестницъ, — взоръ полнъ нѣгъ — игривъ вперяетъ рой».
„Что же касается до вашего спора о Тютчевѣ съ М. H., — о Тютчевѣ не спорятъ; кто его не чувствуетъ, тѣмъ самымъ доказываетъ, что онъ не чувствуетъ поэзіи — und damit Punctum.
