шубу, клятвенно завѣряя, что доѣдетъ въ ней только до Москвы, a затѣмъ прямо доставитъ ее въ нашъ домъ. Добросердечный старикъ согласился на просьбу, но пропавшая шуба дала поводъ Ив. Серг. къ слѣдующему куплету:
«Рабіоновъ! Рабіоновъ!
Воръ и варваръ безъ сомнѣнья,
Redde meas legiones!
Возврати чужую шубу!»
Впрочемъ И. С. Тургеневъ предлагалъ и слѣдующій варіантъ:
«Рабіоновъ! Рабіоновъ!
Воръ и варваръ безъ изъятья
Redde meas legiones,
Возврати чужое платье!»
Воспроизведеніе въ данное время Спасскаго персонала было бы далеко не полно безъ домашняго доктора Порфирія Тимофеевича, правильнѣе — безъ вывезеннаго, еще при жизни матери, Тургеневымъ, въ Берлинъ крѣпостнаго фельдшера Порфирія, отпущеннаго на волю и получившаго по возвращеніи въ Россію патентъ зубнаго врача. При помощи этого патента онъ пользовался извѣстной практикой въ округѣ и благосклонно принимаемъ былъ въ Спасскомъ, семействомъ Тургеневыхъ. Толстый и отяжелѣвшій, онъ иногда сопутствовалъ И. С. въ ближайшихъ охотахъ и въ случаѣ надобности могъ составить желающему партію на билліардѣ или въ шахматы. Наивное вранье и попрошайство указывали въ немъ на бывшаго двороваго.
Боткинъ писалъ изъ Лондона отъ 22 августа 1858 г.:
„Какой свой романъ читалъ тебѣ Тургеневъ? Если прежній, то онъ въ цѣломъ вовсе не удался, да я думаю, что никакой романъ не удался ему. Сила его въ очеркѣ и въ подробностяхъ... Смерть бѣднаго Иванова ужасно поразила меня. Я его глубоко уважалъ, какъ за его великій характеръ, такъ и за его свѣдѣнія въ искусствахъ, — и потомъ какая ужасная иронія судьбы! Даже не успокоился отъ своего долгаго труда! Это былъ человѣкъ такихъ понятій объ искусствѣ, какія нынче, между художниками, почти не встрѣчаются. Но я ду-
