указанію нашихъ вожаковъ по лѣснымъ дорожкамъ и перелѣскамъ.
— Стой! крикнулъ наконецъ нашему кучеру Григорій, и мы съ Тургеневымъ вылѣзли изъ тарантаса, забирая тщательно приготовленные ружья и снаряды, и пустились за Григоріемъ въ кусты, разбросанные по заросшимъ травою, такъ называемымъ гарямъ (прежнимъ лѣснымъ пожарищамъ). Расходясь въ разныя стороны, мы должны были, чтобы окончательно не потерять проводника, отъ времени до времени кричать ему: „гопъ! гопъ!“ — не слишкомъ отдаляясь отъ его отклика. Съ Непиромъ моимъ, пересланнымъ мнѣ въ Москву любезнымъ Громекою съ Волховской станціи, мнѣ не удавалось до сихъ поръ охотиться въ теченіи двухъ лѣтъ, и я боялся, зная горячность собаки, помѣшать Тургеневу. Не смотря на мои свистки, Непиръ носился какъ угорѣлый. Но вотъ на большомъ кругу онъ вдругь остановился и замеръ. Конечно, я не заставилъ себя ждать и прямо пошелъ къ остановившейся собакѣ. Вдоволь нагладившись по его блестящей черной спинѣ, я, приготовивши ружье, сталъ подвигаться по направленію его носа, и вдругъ съ шумнымъ хлопаньемъ изъ росной травы поднялся чернышъ. Грянулъ мой первый выстрѣлъ, и чернышъ покатился въ траву. Конечно, я былъ въ восторгѣ отъ своего почина.
Не берусь день за день и ударъ за ударомъ описывать нашихъ болѣе или менѣе удачныхъ полеваній, ограничиваясь воспоминаніями о моментахъ болѣе мнѣ памятныхъ.
Въ то время еще не было въ употребленіи ружей, заряжающихся съ казенной части, и Тургеневъ, конечно, былъ правъ, пользуясь патронташемъ съ набитыми заранѣе патронами; тогда какъ я заряжалъ свое ружье изъ пороховницы съ мѣркою и мѣшка дробовика, называемаго у нѣмцевъ Schrot-Beutel, причемъ заряды приходилось забивать или нарубленными изъ шляпы кружками, или просто войлокомъ, припасеннымъ въ ягташѣ. У меня не было, какъ у Тургенева, съ собою охотниковъ, заранѣе изготовляющихъ патроны; а когда при отъѣздѣ на охоту необходимо запасаться, сверхъ перемѣннаго бѣлья, всѣми ружейными принадлежностями, то отыскивать что либо въ небольшомъ мѣшкѣ весьма хлопот-
