вполголоса командовалъ Тургеневъ. Собака оставалась неподвижна. Послѣ нѣсколькихъ тщетныхъ понуканій, собака бросилась, но только не въ кусты, а по опушкѣ далеко въ обходъ и въ порядочномъ разстояніи уже исчезла въ кустахъ. „Что за притча“? вполголоса говорилъ Тургеневъ. Я тоже ничего не могъ понять. „Надо обождать“, шепталъ Тургеневъ. Но въ ту же минуту большое стадо куропатокъ, какъ лопнувшая бомба, съ трескомъ и чиликаньемъ взлетѣло надъ нашими головами. Послѣдовало четыре выстрѣла, и четыре убитыхъ куропатки покатились въ кусты.
— Вѣдь это плакать надо отъ умиленія! воскликнулъ Тургеневъ. Умнѣйшій человѣкъ не могъ бы ничего лучшаго придумать, какъ, спустившись на дно оврага, гнать куропатокъ на насъ изъ густоты на чистое поле.
Бубулька всегда спала въ спальнѣ Тургенева, на тюфячкѣ, покрытая отъ мухъ и холода фланелевымъ одѣяломъ. И когда по какому либо случаю одѣяло съ нея сползало, она шла и безцеремонно толкала лапой Тургенева. „Вишь ты какая избалованная собака“, говорилъ онъ вставая и накрывая ее снова.
Съ большимъ трудомъ удалось намъ убѣдить толстую хозяйку съ огненнаго цвѣта волосами, выбивающимися изъ подъ шелковой повязки, что Бубулька представляетъ исключеніе изо всѣхъ собакъ, и что поэтому несправедливо считать ее псомъ. „Песъ лаетъ и неопрятенъ, а она никогда“.
На другой день, покормивъ въ дорогѣ, мы къ вечеру отправились по заблаговременному плану Тургенева ночевать въ усадьбу знакомыхъ ему помѣщиковъ Онухтиныхъ.
Когда мы въѣхали въ лѣсную область, направляясь къ сѣверо-западу, сзади насъ, т. е. съ юго-востока сталъ подувать вѣтеръ, и на горизонтѣ показалась темная туча. „Пошелъ!“ кричалъ Тургеневъ, въ то время какъ вѣтеръ усиливаясь уносилъ изъ подъ насъ цѣлую тучу пыли. — „Охъ, захватитъ насъ гроза! восклицалъ Тургеневъ. — Давайте, батюшка, остановимся да подымемъ верхъ y тарантаса“.
— Да какъ по вашему, спрашивалъ я, далеко ли до вашихъ Онухтиныхъ?
— Да пожалуй верстъ 15 еще будетъ, и я вамъ говорю, мы попадемъ подъ самую страшную грозу.
