Есть два типа людей и хозяевъ. Одинъ готовъ на всевозможныя лишенія, жертвы, въ видахъ усовершенствованія хозяйства. Такимъ типомъ былъ несомнѣнно нашъ покойный отецъ. Пшеница въ нашей мѣстности безъ сильнаго удобренія не родитъ; но зато въ дождливое время по такому удобренію можетъ поваляться. Когда это случалось у отца, я не разъ слыхалъ отъ него: „убыточно, а ужь по моему лучше пусть поваляется, чѣмъ свидѣтельствуетъ о моей лѣни“.
Противоположнымъ этому типомъ былъ Борисовъ. Онъ не разъ выставлялъ своимъ идеаломъ какого-то кавказскаго солдатика пьяницу и балагура, говорившаго, что хорошему человѣку нечего хлопотать о пустомъ, a слѣдуетъ проснуться, пропустить рюмочку, a затѣмъ позавтракать, а тутъ, глядя по дѣлу, пофриштикать, закусить и отдохнуть, а тутъ ужь и пообѣдать и т. д. Зато едва ли кто-либо могъ бы поспорить съ Борисовымъ въ умѣніи высосать наибольшихъ удобствъ изъ наличныхъ вещей. Конечно, Надя не хуже его могла расчесть потребность оборотнаго капитала, но въ то же самое время она всѣмъ существомъ инстинктивно чувствовала, что ея одушевленной, темнорусой головкѣ необходимъ характерный фонъ древесныхъ листовъ, а не безразличіе степи. И вотъ почему она не могла помириться въ душѣ съ запродажею Иваномъ Петровичемъ Новосельскихъ и Фатьяновскихъ лѣсовъ мценскому купцу, и каждый разъ, подходя на прогулкѣ къ лѣсу, она во услышаніе мужа восклицала: „уже сѣкира у корня древа лежитъ“.
Былъ чудесный лѣтній день, когда Борисовъ, братъ Петруша и я пустились провожать нашихъ дамъ вдоль верхней опушки по направленію къ городу.
Но не дошли мы до конца лѣса, какъ за спиною у насъ на западѣ показалась темносѣрая туча, и изъ подъ нея стало потягивать едва замѣтнымъ холодкомъ. Братъ въ восхищеніи отъ прекрасной прогулки предлагалъ обогнуть весь лѣсъ; я же совѣтовалъ возвратиться тѣмъ же слѣдомъ домой, во избѣжаніе дождя. Послѣ небольшаго колебанія, совѣтъ мой былъ принятъ, и не успѣли мы добѣжать до крыльца, какъ шумящія и косыя нити дождя задрожали по окнамъ.
