ваться надъ работой, я остановился въ гостинницѣ, поджидать окончанія экзамена. Книгъ со мной не было, и скука нестерпимо томила меня въ одиночествѣ.
На другое утро, едва только я напился кофею, какъ явился ко мнѣ Павелъ Тимоѳеевичъ.
— Ну, что братъ?
— Все держатъ гекзаменъ. А я къ вашей милости: пожалуйте намъ хоть три рубля. Вѣрите ли, стерлиновыя свѣчи всѣ вышли, да и прачка... измучила, а у насъ ни копѣечки.
Я выдалъ трехрублевку.
На слѣдующее утро тотъ же Павелъ Тимоѳеевичъ.
— Ну, что братъ?
И... и... и... гекзаменъ держатъ. Вчера одинъ выдержали. Пожалуйте, батюшка, шесть рублей прачкѣ отдать. Что будешь дѣлать? У насъ ни копѣечки.
— Вотъ тебѣ шесть рублей, но ужь я больше не дамъ ни копѣйки.
Наконецъ эти злополучные экзамены кончились, и братъ могъ съ чистою совѣстью ѣхать къ отцу.
Я тотчасъ же посадилъ его рядомъ съ собою на переплетъ перекладной, а Павла Тимоѳеевича — на облучекъ, — и въ путь. Быстрая ѣзда на облучкѣ подъ южномъ солнцемъ, видимо, разломала Павла, и уже со второй станціи онъ подошедъ ко мнѣ и сталъ сиротливымъ голосомъ просить:
— П... п... п... пожалуйте мнѣ хоть что-нибудь, хоть вотъ такуичку, п... п... пропустить. При этомъ онъ показывалъ половину своего запыленнаго мизинца. Конечно, не желая возить пьянаго, я на каждой станціи до самаго дома давалъ ему денегъ только на такуичку.
Ровно черезъ двое сутокъ мы были уже въ Клейменовѣ, гдѣ, къ нашему прискорбію, никого въ домѣ не застали: отецъ съ Надей дня за два передъ тѣмъ переѣхали за 30 в. въ Новоселки. Такъ какъ до вечера было еще далеко, а экипажи были увезены въ Новоселки, то я совѣтовалъ брату отдохнуть съ дороги, а самъ намѣревался уѣхать верхомъ въ Новоселки. Братъ непремѣнно захотѣлъ также ѣхать со мною верхомъ, и я никакъ не могъ отклонить его намѣренія.
Часа черезъ полтора мы слѣзли съ лошадей у Новосель-
